ЛЮДМИЛА КЛИМОВА-щеглеватая

– Мариночка, не могла бы ты купить творог? Настоящий, деревенский, а не эту твою химию в стаканчиках. Я замерла у открытой дверцы холодильника. В руке у меня был йогурт для Софии. Детский, без сахара, который она единственный ела после болезни. Валентина Петровна сидела на кухонном стуле, сложив руки на животе. Её поза была не просящей, а указывающей. Так начальник сидит перед подчинённым. – Валентина Петровна, это детский йогурт. Для Софии. Творог у нас есть, вон, на верхней полке. – Это не творог, а резина какая-то, – фыркнула она. – Я в магазин сходить не могу, ноги болят. Ты сходи. И куриных окорочков захвати. А то опять эту грудку свою безвкусную готовите. Я медленно закрыла холодильник. Три недели. Три недели она гостила у нас. «Помечусь и уеду», – сказала она тогда. Но не уехала. Её пенсия, теперь московская, аккуратно складывалась в сумочку. Наши продукты исчезали из холодильника с пугающей скоростью. – Я сегодня не успею в другой магазин, – сказала я, стараясь, чтобы голос зву

Доктор, ну черный-то мне можно? — этот вопрос я слышу так часто, что он уже звучит у меня в голове как заезженная пластинка. В глазах пациента при этом читается такая детская надежда, смешанная с фанатичной верой, что мне порой становится физически больно их разочаровывать. Это похоже на неудачный роман: вы любите его всей душой, считаете надежной опорой, а он вас медленно убивает, пока вы спите. Речь, конечно, идет о черном хлебе, который диабетики возвели в ранг священной коровы и панацеи от всех бед. Пришло время снять розовые очки и посмотреть правде в глаза, даже если она вам не понравится. Давайте сразу начистоту, без врачебного снобизма и сложных терминов. Большинство из вас живет в мире иллюзий. Вы свято верите, что если батон не белый, то он автоматически полезный, диетический и вообще — лучший друг вашей поджелудочной. Это заблуждение, которое передается шепотом в очередях поликлиник, словно сакральное знание. Но реальность такова, что под видом спасительного ржаного кирпичик