Так получилось, что в своем служении при больнице я довольно часто встречаюсь, общаюсь, исповедую и причащаю умирающих онкобольных.

Заметил, что все люди умирают по-разному. Кто-то прямо беснуется, в гневе и страхе мечется на смертном одре при виде больничного священника, выкрикивает брань и требует оставить его в покое.
Значительно чаще оставляющие земное бытие, настрадавшиеся от своих болячек, относятся к своему финалу безразлично, как к безысходности. Завеса сцены жизни закрывается, а что за кулисами – неведомо... Душа томится неизвестностью, и холодно, мучительно, пронзительно встают картины прошлого, и мир невидимый врывается стремительно в больничное окно.
Верующие, воцерковленные, примирившиеся, напутствованные Святыми Дарами уходят мирно, тихо, незаметно, как будто были гостями на этой планете.
Но встреча с одним человеком отложилась в моей памяти ясно, в деталях, надолго.
Это отец Ирины, регента нашего храма, Борис Владимирович.
С ним, как и многими другими сгорающими от онкологии моими подопечными, я познакомился за несколько дней до смерти. Уверовавший журналист, все годы после своего обращения отдавший служению Церкви, Борис Владимирович приложил много усилий к организации и восстановлению храмов в окрестностях Кондрово. Светлой души человек, певчий в церковном хоре, весельчак и душа компании, знаток святоотеческой литературы – об этих подробностях его жизни я узнал по дороге от Ирины, когда вез ему Святую Кровь. Причащаясь часто в болезни, Борис Владимирович в последние дни уже не мог глотать.
Умирающие от рака имеют специфический запах. Это дыхание смерти я хорошо запомнил, исповедуя их перед смертью и наклоняясь для этого близко к лицу, чтобы услышать невнятный шёпот бессильных губ. Это уже запах тления ещё живого человека. Тяжело выдержать, но исповедь, как правило, бывает короткая.
Когда я наклонился для исповеди к лицу Бориса Владимировича, то испытал потрясение: тления не было, а был тонкий аромат. Нет, это не была свежесть чистого, вымытого дорогим мылом человеческого тела. Это было благоухание некой неведомой мне материи, схожее с благовонием чудесного елея от мироточивой иконы.
Я стоял, согнувшись над телом этого лежащего благообразного старика, слушал его последнюю исповедь и понимал, что становлюсь свидетелем общения человека с Вечностью, где нет ничего суетного и лишнего, а только Бог, Его непостижимая Любовь и Всепрощение, Милость и зов к Себе всех труждающихся и обремененных, дабы упокоить их (Мф. 11, 28).
Борис Владимирович уснул в пасхальные седмицы, в Неделю о расслабленном, и больше не проснулся. Людей на похороны пришло больше, чем ожидали родственники. И было так тепло, светло и радостно, как подобает в Пасху.
Священник Ярослав Драгун