ВОЛК, ГУСАР И ПИСЬМО (из романа "Подлинная история...

")
"- Дарина Вениаминовна, Вашему тонзиллиту мы не оставим шансов, - уверял девушку терапевт Евпаторийского военного санатория капитан Лазарев, делая запись в санаторно-курортной карте Робинской. Здесь, несмотря на то что Дарина была, пожалуй, самой юной гостьей санатория, ко всем отдыхающим обращались исключительно по имени-отчеству, - лучше скажите, какие спортивные игры Вы предпочитаете?
Если Робинской вот так неожиданно и прямо задать этот вопрос, то ответ прозвучит незамедлительно: бадминтон.
- Бадминтон – это замечательно! – Юрий Петрович Лазарев, которому на вид было не больше тридцати, ставил подпись и печать, - по вторникам и четвергам к семнадцати часам мы с женой Вероникой Игоревной приглашаем всех желающих в спортзал…
Вениамин Валентинович не злоупотреблял служебным положением. Путёвки в санаторий, так положено по уставу, распределяет начальник медицинской службы. Но начмед Робинский для себя исключений не делал: лишь трижды за двадцать-то пять лет службы Вениамин позволил своей семье санаторно-курортное лечение. И то – однажды ему пришлось воспользоваться уже «горящей» путёвкой: сослуживец отказался ехать в последний момент, поскольку срок путёвки совпадал с новогодними праздниками. А Дарина на тот момент переболела, и путёвка на грязелечение пришлась как нельзя кстати. Было это второго января.
Соседкой Дарины по комнате оказалась женщина средних лет по фамилии Волк – жительница Севастополя. С Галиной Викторовной Волк Робинская и в столовую ходила, и на массаж. Да нередко вместе прогуливались по январскому ветреному морскому побережью. Однажды во время прогулки Галина Викторовна рассказала историю.
Отец её Виктор Яковлевич Волк, бывший военнослужащий, начальник медицинской службы полка (какое совпадение! – изумились собеседницы) вышел в отставку в звании майора, отслужив положенные двадцать пять лет. Пенсионеру в пятидесятилетнем возрасте дома делать нечего, разве что газеты читать да телевизор смотреть. Но Виктор Волк военно-медицинскую академию в своё время окончил, потому предложил свою кандидатуру, когда узнал, что в медицинском училище появилась вакансия преподавателя не то патологической анатомии, не то патологической физиологии… Сложный предмет, одним словом.
И взялся бывший начмед за обучение будущих фельдшеров, медсестёр и лаборантов. Пять лет работал так, что учащиеся предмет не то чтобы полюбили, но старались не пропускать занятий и домашние задания выполнять регулярно. Бывший майор растолковывал сложные медицинские термины, водил подопечных в анатомический театр (морг, по-простому) и на зачётах и экзаменах требовал «по полной»: нерадивым по несколько раз пересдачу назначал. Словом, у Виктора Яковлевича не забалуешь.
Только стало здоровье подводить, зрение и слух значительно ухудшились, участились уходы на больничный. А вскоре и вовсе Волк принял решение уволиться. И тут началось – как с цепи сорвался! Домашним проходу не даёт, придирается по малейшему поводу! В магазине продавцам хамит. С улицы придёт, да с порога табуреткой запустит, хорошо, не в окно… Всего не расскажешь.
«Какой ужасный плакат!» – содрогнулась не раз Галина, обнаружив над письменным столом отца фото оскалившегося волка...
Елена Ивановна – преподаватель физики в педагогическом училище – сменить обстановку мужу предлагала, в санаторий съездить или к родственникам. Увещевала: мол, потеряешь семью, если будешь так продолжать. А он только злобно смеялся: да кому вы нужны! Знал, что говорил: уйти ей не к кому - родственники за тысячу километров живут. Чуть не ежедневно стал донимать семью, а однажды такой дебош устроил, что Елена Ивановна с дочерью и внуком сбежали на ночь глядя из дома – от греха подальше. Да и не вернулись – нашли пристанище, за небольшую сумму – знакомые подсказали…
Галина с Дариной, беседуя, поравнялись с молоденькой, совсем юной мамочкой, склонившейся над детской цветастой коляской. Малыш упорно не желал мириться со своим лежачим положением и оставаться безучастным к происходящему вне колыбели. И добился-таки, что мать взяла его на руки… Он повеселел, то и дело вертясь на руках, разглядывая прохожих и улыбаясь мелькающим в воздухе чайкам…
Мальчуган помахал Дарине, а Галина, похоже, не заметила малыша и продолжила рассказ. Дениса одна растила, мальчик первый класс окончил… Стал Волк разыскивать семью, жене на работу звонил, директора училища предупреждал: мол, если не повлияете на супругу, будут трупы! Так и сказал - про трупы! И как не поверить: бывший военный с фамилией Волк метко стрелять был обучен, к тому же, по патологоанатомическому профилю спец.
Елена Ивановна в суд не подала. А подала на развод. Директор вызвал Елену Волк и предупредил: мол, ему ещё скандала в учебном заведении не хватало! Уволилась с работы – от позора подальше, вышла на пенсию. А Виктор Волк замки в квартире поменял. И не успокоился.
Ради безопасности Елена Ивановна с дочерью держали в секрете от знакомых адрес временного жилья. Галина на вторую работу устроилась – теперь все заботы о семье на её плечи легли. Женщинам неоткуда было помощи ждать. Дениса поднимали: мальчик спортом продолжал заниматься и в художественную школу ходить. В лишениях и безденежье прожили много лет (ведь даже зимние вещи не смогли забрать, что уж говорить о любимых книгах и дорогих сердцу вещах в уютной некогда квартире, которую обживали и обустраивали с любовью не одно десятилетие).
«Значит, хорошо устроились, раз домой не возвращаются», - успокоил совесть Волк…
Спутницы миновали перекрёсток и направились на набережную. Ветер усилился. Галина, прежде чем продолжить исповедь, остановилась, достала из сумки розовую косынку, повязала. Робинской показалось, что та намерена посетить Свято-Ильинский храм, мимо которого пролегал их путь, но ошиблась – женщина была сосредоточена на повествовании.
Виктор Яковлевич один остался в трёхкомнатной квартире. Которую не получил бы, кстати говоря, если бы не имел семьи. Ведь у него двое детей: дочь Галина и сын Иван. Сын уже давно отделился от семьи родителей, несколько раз был женат, но, главное, давно жил на Дальнем Востоке. «Отрезанный ломоть» - вспоминал о сыне Волк. Галина, всё-таки, сообщила брату о произошедших нерадостных событиях в семье, но Иван был краток: разбирайтесь, мол, сами…
- Вам придётся регулярно ему звонить, нельзя его одного без присмотра оставлять, вас же и обвинят, случись с ним что, - советовала Галине Викторовне адвокат. - Квартира ведь и вам принадлежит, нельзя, чтобы он единолично ею распоряжался.
- Мы и в милицию заявления писали, и в прокуратуру, и у следователя районного были… Только следователь-женщина ответила: пока не спровоцируете отца на ножевое ранение, к примеру, вашим делом не займутся!
Робинская, услышав, резко остановилась, почти поперхнулась.
- Да-да, - поспешила подтвердить Галина. – Я ведь и к психиатру по поводу поведения отца ходила, тот сказал, что мы имеем дело с психопатом! Что психопатия – не заболевание, а черта характера.
- То на неадекватные меры вас надоумили, то психопатия – не болезнь, - недоумевала Рина.
- Вот так мы прожили на съёмных квартирах десять лет, намыкались. Пять квартир поменяли! – Галина вновь открыла сумочку, на сей раз доставая перчатки.
А девушка заметила навстречу им приближающееся цыпляче-жёлтого цвета круглое пятно. Когда оно вдруг исчезло, но потом вновь появилось, Рина сообразила, что это – складывающийся зонт, с которым, видимо, пытается справиться стройная немолодая женщина в светлом драповом пальто… Сложив наконец зонт и поравнявшись с Дариной и Галиной, блондинка с ярко подкрашенными красной помадой губами приветствовала беседующих – это была Изольда Сергеевна… К ней в комнату поначалу подселили Робинскую, когда та прибыла поздним вечером, но только к полудню следующего дня освободился соседний номер. Изольда Сергеевна была вдовой генерала Баталова (или – Поташёва, Дарина уже точно не помнит). Ответив на приветствие, Рина повернулась к Галине Викторовне, продолжая разговор:
- А не пробовали вернуться? – Робинская нащупала в кармане своего пальто кожаные мягкие перчатки – то ли от ледяного ветра с моря, то ли от леденящей душу истории у Рины стали мёрзнуть руки.
- Ну, как же! Пробовали! Мама ему позвонила, полгода тогда, кажется, уже прошло, отец ответил спокойно: возвращайся, уборку сделай… Она и решилась. Мы с Дениской обрадовались, что скоро вернёмся в родной дом… Отец был внешне спокойным, маме давление измерил, за продуктами в магазин сходил, даже новые тапочки, представляете, ей купил. Мама борщ сварила…
Робинская облегчённо выдохнула, предвкушая окончание этой тягостной истории...
- Да, вот только избил он маму в ту же ночь… Впервые в жизни! По лицу бил. Вещи её, сумку с документами, деньгами и ключами от квартиры спрятал…
- За что? – опешила Робинская.
- Наверное, решил отомстить, что посмела уйти, бросить его... Что нам оставалось после этого? – вопрос был риторическим. После небольшой паузы Галина Викторовна с усилием улыбнулась, чтобы сменить тон на более оптимистичный. -Так и решили, Риночка, что никто нам не поможет. Надо просто держаться от психопата подальше.
Робинская попыталась поставить себя на место визави: по всему было видно, что Галина, как и её мать, – образованные, воспитанные, мудрые… А вот выпала же им доля пережить такое. Эти женщины нашли в себе силы не терпеть унижений – уйти на съёмное жильё, оставшись, считай, без средств к существованию. Хотя многие женщины скрывают факты домашнего насилия и терпят до последнего, рискуя не только здоровьем, но зачастую и жизнью…
Идти после ужина на танцы Галина не захотела. И Дарина отправилась в городской Дворец культуры в одиночку… Она ещё с утра прошлась по уютным магазинчикам: купила в подарок Марианне Петровне её любимое розовое масло, индийские бусы из агата и сердолика, а себе – туфли. На высоком, но устойчивом каблуке: такие были уместны и в повседневной носке, и на выход.
Танцевальный зал был не только огромным по площади, но и каким-то помпезным даже! И было так многолюдно – яблоку, как говорится, негде упасть: не только отдыхающие из разных пансионатов, но и местное население. Робинская едва протиснулась сквозь толпу танцующих и зигзагом пересекла зал, держа спину и чувствуя себя комфортно в туфельках-обновке. Рина направлялась к противоположной от входной двери стене с намерением осмотреться и освоиться в новом для неё пространстве. Как тут же, просто в тот же миг, не давая опомниться, перед ней возник ростом не менее сто девяносто… не вполне молодой (хорошо, хоть трезвый) грузин – объявили медленный танец. Дарина повиновалась. Грузин танцевал молча, а Рина во время танца получила возможность оглядеться…
Не прошло и минуты, как в зал вошла Изольда Сергеевна в сопровождении нескольких очаровательных приятельниц – они оживлённо беседовали и успевали при этом зондировать обстановку, как выразился бы начмед Робинский: кто, где, с кем… И вдруг внимание Дарины привлёк серьёзный молодой мужчина гусарской внешности: брюнет с усами. «Для гусара – полноват» - намекнуло подсознание. Рина находилась на значительном от брюнета расстоянии, но не обратить внимания было невозможно, хотя и ростом тот не был высок. Отметила, как «гусар» ответным жестом приветствовал вошедших дам и вскоре пригласил одну из них на танец…
«Меня такой не заметит. Меня такой не пригласит» - почему-то мелькнуло в голове девушки. Смирившись с этой мыслью, Дарина отвечала на приглашения грузина, который, казалось, узурпировал партнёршу… Рине ничего не оставалось, как незаметно покинуть зал до окончания танцевального вечера… Подойти же к Изольде Сергеевне ей не позволила робость перед брюнетом, который пребывал как в наипрекраснейшем расположении духа, так и в наипрекраснейшей локации среди нарядных дам и их спутников…
Галина Викторовна приняла правильное для себя решение: остаться в номере без постороннего присутствия, чтобы успокоиться, попить чаю и почитать дамский роман… Именно почитать. И именно незатейливый - дамский… Поскольку Галина недавно принялась вязать пуловер с рисунком - красивую пряжу привезла с собой, двух цветов: ультрамарин и бирюза… Но за вязанием опять грустные мысли в голову полезут… А что грустить? В конце концов, жизнь в сорок лет только начинается!
Наутро в столовой Робинская неожиданно для себя увидела вчерашнего брюнета, он направлялся в соседний зал – вот почему она не замечала его раньше… А после завтрака к ней подошла Изольда Сергеевна, шепнула: «Рина, если пойдёте на танцы, держитесь поближе к нашим, я предупрежу Валеру». Под словом «наши» генеральша, вероятно, имела в виду дам, отдыхающих в военном санатории…
Досуговая программа для гостей санатория была продумана так, что танцы предполагались один раз в два дня. Но и в следующий раз Галина также не смогла составить Рине компанию – разболелась голова.
На танцполе вновь была уйма народу. Дарина, только войдя, успела заметить, как к ней через весь зал откуда-то из дальнего угла решительно направился тот самый кавказец, который не раз уже с ней танцевал в первый вечер… В тот же момент из противоположного угла, она это увидела боковым зрением, в её же сторону направился «гусар». Оба решительно, ускоряя шаг, приближались к ней. Кто первый: высоченный грузин или серьёзный брюнет? «Как в кино, ей-богу!» - развлекалось подсознание.
Не давая грузину ни малейшего шанса, брюнет в мгновение ока оказался рядом, взял Рину под руку и привлёк к себе – объявили медленный танец. Грузин встал как вкопанный – вот шёл-шёл и мгновенно встал посреди зала…
- Разрешите представиться, Рина! Меня зовут Валерий.
- Откуда Вы знаете моё имя? – недоумевала Робинская. И тут же сообразила: вероятно, заботливая генеральша успела предупредить.
- Изольда Сергеевна сегодня за завтраком сказала мне, что видела на танцах, как некий грузин – из местных – заприметил Вас, Рина… Одним словом, просила меня опекать Вас.
Сын московского генерала – капитан Худяков Валерий Семёнович был знаком с семьёй Изольды Сергеевны. И вот теперь уже он не отходил от Рины – танцевал только с ней. В корпус санатория возвращались вместе.
- Валерий Семёнович, Вы женаты?
Худяков ответил.
- И дети?
- Дочке девять месяцев недавно исполнилось.
- А жена Вам доверяет?
Серьёзному Худякову некогда было подумать, - что-за допрос учинила девушка. Он отвечал с достоинством – не суетился:
- Конечно, доверяет. Иначе нет смысла быть вместе, если друг другу не доверять…
Поначалу, выйдя из довольно душного помещения, как будто по танцевальной инерции, пошли бодро. Но постепенно, не сговариваясь, замедлили темп до прогулочного – неспешного, под руку. И под мерный стук новых каблучков Робинской. На Рине было зимнее приталенное пальто с округлым норковым воротничком и модная, в тон воротнику, фетровая пилотка, из-под которой струились русые длинные локоны. Никогда прежде Рине не доводилось носить зимнее пальто и туфли (в климате Нестерова такое допустить невозможно). Валерий был одет по-зимнему: чёрный полушубок и меховая шапка. Раздышались вечерним студёным воздухом и начали беседу. Делились воспоминаниями о годах учёбы. Выяснилось, что Худяков в своё время окончил знаменитый МАИ – Московский авиационный институт… Валерий Семёнович говорил спокойно, внушая надёжность – ту, которая и должна ассоциироваться с понятием мужской защиты.
- Рина, давайте побыстрее минуем эту арку – здесь вихрь, как в аэродинамической трубе! – вспомнила Дарина заботливое предупреждение Валерия Семёновича, когда уже вернулась с прогулки в номер. Робинская, конечно, не преминула поинтересоваться у капитана, что это-за явление такое… и запомнила, как оказалось, на всю жизнь. С тех пор, подходя к любой арке, она всякий раз вспоминает про аэродинамическую трубу и… Валерия Семёновича – она продолжала к нему обращаться на «вы» и исключительно по имени-отчеству (он был старше её, как она предполагала, лет на десять, не меньше).
Так повелось, что после этого вечера Худяков находил ненавязчивые поводы поговорить с Робинской или прогуляться – они нашли общий язык… Валерий даже поменял для себя время сеанса грязелечения, чтобы ехать с Робинской в грязелечебницу в одном автобусе. На танцы сходили ещё только раз – им оказалось интереснее гулять и разговаривать…
Однажды Дарина рассказывала про свою курсовую работу о творчестве Бетховена – тема серьёзная, но Худяков начал задавать уточняющие вопросы, которые имели шутливую подоплёку, Рина это почувствовала и подыграла капитану. Валерий от души хохотал, чем ещё больше раззадорил рассказчицу… И к корпусу санатория подошли румяные от прогулки на морском воздухе и убеждённые в том, что даже серьёзную тему можно обсудить увлекательно…
Ещё по приезде Дарина наведалась в библиотеку санатория. Но фонд оказался весьма ограниченным, взяла какую-то недавно изданную неказистую на вид книжку, осилила с трудом несколько страниц. Впервые столкнулась со словом «конъюнктура»…
«Если бы мы сейчас поменялись местами, он бы защитил меня от сильного ветра» - не успела подумать Робинская, держа капитана под руку справа, как услышала: «Ветер усилился, давайте, Рина, поменяемся, возьмите мою руку слева»
Гуляли по просторной набережной, Валерий то и дело прерывал разговор, обращая внимание спутницы:
- Смотрите, Рина, мы опять отклонились влево! Если я Вас не держу крепко, Вы почему-то уводите меня влево! «Да простое тому объяснение, на уровне подсознания, - думала Рина, - левее – значит, дальше от моря, не так ветрено!» А вслух спросила: знает ли он значение слова «конъюнктура»?
- Ого, какой поворот в разговоре! – Валерий встал как вкопанный и невольно развернул спутницу к себе.
- Да в книжке встретила новое для меня слово.
- Понял. Если сказать просто, конъюнктура – это сложившаяся ситуация. Например, экономическая ситуация на рынке, что касается спроса и предложения, уровня цен и тому подобное…
Было видно - Худяков расправил плечи: вот вам и прогулка с девушкой – тут держи ухо востро и не упади лицом в грязь, как говорится…
Много лет спустя старшая подруга Робинской – Юлия Васильевна задала той вопрос, - что важнее в отношениях мужчины и женщины: дружба или любовь? Даже если бы Рине задали этот вопрос, когда ей было лет четырнадцать, она ответила бы, что для неё любви без дружбы не бывает. Юлия выбрала ответ: дружба. Имея в виду также, что мужчине, вопреки расхожим мифам, очень важно с женщиной разговаривать…
Что такое курортный роман, знают, пожалуй, все. А как назвать прогулки Худякова и Робинской? Ни разу (даже прощаясь навсегда) они не поцеловались. Это – дружба? Ах да! Как выразилась бы давняя подруга Рины Василиса Токарева: высокие отношения…
Пришло время прощаться с Галиной, у которой срок путёвки был на исходе. Женщины отправились по привычному уже им маршруту на побережье. Дарина не могла не спросить о том, как обстоят дела в жизни Галины и её семьи сейчас…
И та ответила, что втроём продолжают жить на съёмной квартире. Денис в университет поступил. Галина устроилась на работу в воинскую часть, вот и путёвка в Евпаторию ей досталась.
- Ведь со временем мы даже перестали сожалеть о том, что так получилось. Много хороших людей встретили. А уж в каких квартирах пожили – одна лучше другой, не поверите! Мы бы в такое жильё при других обстоятельствах и не попали бы! Знаете, я как-то по телевизору слушала интервью с балериной Майей Плисецкой, так вот она считает, что в съёмных квартирах жить удобнее: хотя бы о ремонте не надо заботиться… А мы сейчас живём в хорошо отремонтированной квартире в сталинском доме с высокими потолками, антикварной мебелью и роскошной домашней библиотекой…
- Не зря говорят: нет худа без добра! – поддержала Робинская, - А как же вы финансово справляетесь?
- Так ведь я шью хорошо, а состоятельных клиенток немало.
Рина слушала внимательно спутницу, но непроизвольно к ней вернулось воспоминание, как накануне встретила в фойе Валерия Семёновича…
- Жаль, Дарина, что уже завтра утром заканчивается время моего пребывания здесь, а мы сегодня вечером не увидимся, ведь Вы идёте на спектакль «Бахчисарайский фонтан» - сокрушался кавалер.
- Но я запланировала поход в театр ещё до знакомства с Вами, Валерий Семёнович… Я бы на Вашем месте… купила билет на этот же спектакль! – Рина не ожидала от себя такой дерзости.
- Так я уже был в кассе театра – билетов, к сожалению, нет!
Робинская удивилась, что Худяков предпринимает какие-то попытки продлить общение с ней – это было приятно, ей это льстило, она с улыбкой вспомнила свои мысли, когда в танцующей толпе впервые увидела его…
- Знаете, Рина, я встречу Вас у выхода из театра после спектакля и провожу – всё-таки, время будет позднее, - нашёлся Валерий.
Конечно, было грустно во время той последней прогулки – от осознания, что они никогда больше не встретятся… Им хватило такта (а может быть, природной мудрости) не обменяться адресами: наверное, обоим было понятно, что Робинская не воспользуется адресом женатого мужчины… Валерий Семёнович, кстати говоря, служил в те годы где-то в Казахстане (но не в Байконуре, иначе Робинская запомнила бы)…
Дарина часто заморгала от внезапного порыва ветра, как от нахлынувшего воспоминания, подняла воротник пальто и повернула, наконец, голову к спутнице: Галина Волк излагала подробности своей жизни…
Во время очередного её визита к отцу тот показал письмо:
«Здравствуйте, уважаемый Виктор Яковлевич! Пишет Вам Ольга Фомина. Вы, наверное, меня не помните. Я училась в медицинском училище, потом в институте. Сейчас работаю кардиологом. Вышла замуж, живём в Тюменской области. Муж поехал в командировку в Севастополь, а я решила передать с ним письмо для Вас, чтобы опустил в почтовый ящик. Хочу выразить Вам, Виктор Яковлевич, огромную благодарность не только от себя, но от всех наших ребят: Вы были для нас самым лучшим учителем! Учителем с большой буквы! Многое в профессии мы поняли благодаря Вам, Вашим знаниям и требовательности! Спасибо и низкий поклон!»
- Отец протянул мне это письмо, - поведала Робинской Галина Волк. Вот, говорит, вроде всех своих студентов помню, а чтобы была такая Фомина, как ни вспоминал, не могу вспомнить… Ну да сколько их было у меня? Может, тысяча… Многих помню по фамилиям, но тысячу не упомнить… И ведь обратного адреса не оставила… … Молодец, эта Фомина, выучилась… Да уж десять лет этому письму… Не показывал никому… Храню его, перечитываю…
Галина Викторовна замолчала, а Дарина ждала продолжения. Мимо промчался велосипедист в красной ветровке. Пара чаек пристроилась на парапете. Шумные волны накатывались на берег и тут же рассыпались белой ордой пузырей и пузырьков… Галина смотрела вдаль - будто сквозь горизонт…
- А что дальше? – прервала затянувшуюся паузу Робинская.
- Дальше – не знаю. Отец ведь показал это письмо перед моим отъездом сюда, в Евпаторию… Да ведь… Письма-то не было.
- Как - не было? – не поняла Дарина.
- Я написала это письмо десять лет назад. Я! И фамилию «Фомина» придумала. А написала левой рукой: ещё в детстве училась писать и правой, и левой руками – для тренировки... Вот отец и не узнал мой почерк…"
© Никифорова М. "Подлинная история Дарины Робинской", роман, 2024