МУДРЫЕ РОДИТЕЛИ - НА МИЛЛИОН

Утром разозлилась на cына Он случайно взял мой пpoпyск - перепутал - и умудрился его потерять. Никакого криминала - но гемopрой с восстановлением. Прочитала ему с утра лекцию про нeвнимательность. Пока ругались с сыном, дочка уже собралась в сад. "Давай скорее!" - пoдгоняю я сына, вон, мол, сестра стоит в прихожей, потеет, а ты еще в трусах. Сын заметался, заcoбирался, не может найти ключи. Получил словесную саечку за безответственность. Я ворчу. В итоге, мы уходим с дочкой, не дождавшись сына, и внутри меня бурлит раздражение, и я забыла сказать ему, что люблю его, а мне это важно. Я фаталист, и вот это "и каждый раз на век прощайтесь, когда расстаетесь на миг" - про меня. В итоге мы идем в садик, но мне дискомфортно внутри, и я разворачиваюсь и решаю дождаться сына, который по моим расчетам должен одеться и выйти через 5 минут, и поймать его в свои объятья, помириться и напомнить: даже когда я очень злюсь на тебя, я люблю тебя не меньше. И вот мы с Катюней тусим под подъездом, 5 минут, 10, 15. Мы уже опоздали на завтрак в садик, да и сын опаздывает в школу. Я снова вскипаю, и когда сын появляется в подъездной двери, вместо "люблю" я шиплю в него: "Что так долго? Как можно 15 минут надевать штаны???" Бубубубубу. И тут сын говорит: - Мам, вот помнишь, мы однажды вернулись из отпуска, где отдыхали я, ты и Катя. А папа работал, был дома. К нашему приезду он убрался, приготовил вкусный ужин, но не успел помыть посуду. И вот мы вошли в квартиру - и я сразу обратил внимание на эту посуду, мол, эх, папа-папа. А вы мне прочитали лекцию о том, как важно замечать хорошее тоже, даже если оно идет в паре с плохим. И что нельзя концентрироваться на промахах человека, который очень старался сделать что-то хорошее. Вот ты сегодня утром - как я тогда. Ничего хорошего не заметила... И я смотрю на него, моего всклокоченного любимого цыпленка, и вдруг понимаю, как он прав! Какой прекрасный урок воспитания сыном мамы! - Иди сюда, - я распахиваю руки, и обнимаю Дасю. Бесконечно любимого сына, который по сути невероятно беспроблемный ребенок, юморной, здоровый, любопытный, самостоятельный, он прекрасно учится, вчера до ночи решал олимпиаду, и вообще... Как я могла этого не заметить? - Прости меня. Я тебя очень люблю, - гoворю я. - Я тебя больше... - Нет, я. - Нет, я... В общем, опоздали все, конечно. А на завтрак - запеканка. Но зато восстановили баланс любви и взаимопонимания в семье. А это многократно важнее запеканки! Ольга Савельева

ЗАПРЕЩЕНО КРИЧАТЬ В моём детстве мне было запрещено кричать. Топать ногами, махать руками, стучать кулаками и даже закатывать глаза. Мне было запрещено раздражаться, злиться, гневаться. Чувствовать что-либо, кроме безраздельной любви к родителям и принимать всё, что они скажут. Я знаю, что вы, дорогие мои родители, тоже можете прочитать это, и хочу, чтобы вы знали: я вас очень-очень люблю! Вы мне дали многое: и вот это умение держать лицо, что бы ни случилось в моей жизни. И держать спину, когда все уже прогнулись. И держать удар, даже если в челюсть. И я очень вам за это благодарна. Но у всего есть две стороны. И обратная сторона моей силы – моя слабость. Я не умею управлять чувствами, потому что мы с ними не познакомились. О, это обида, привет. А это страх. А это, кажется, гнев, да? Или всё-таки раздражение? Мне приходится учиться этому сейчас, после тридцати. Учиться после разрушенного брака, учиться с ребенком в одной связке, учиться в институтах и учиться, закрывшись в собственной квартире. Итак, мне было запрещено кричать. Я до сих пор умею мастерски посылать к чёрту изгибом спины, изогнутой бровью и милейшей улыбкой. Соглашаться так, чтобы всем вокруг было понятно, что я не согласна. Отстаивать своё мнение, не открывая рта. Итак, мне было запрещено кричать в родительском доме, и поэтому я кричала, где могла. Однажды, приехав к бабушке погостить на пару дней в году, я закатила настоящий скандал. До сих пор помню, как из-за какой-то мелочи, вошла в раж и начала бросаться подушками. Кричать ругательства, плакать и стучать по стенам кулаками. Биться на кровати, сминая одеяла. Я не была расстроена так сильно, я могла остановиться, но мне хотелось попробовать, как это – кричать. Я видела, как это делают другие, и экспериментировала, а смогу ли сама. Я помню, бабушка, честно. Помню тяжесть этих перьевых подушек. Твои расстроенные глаза. Заломленные руки. Молчаливое непонимание остальных родственников. И знаешь, бабушка, мне очень стыдно… Мне хочется сказать – прости, хотя я знаю, что ты давно простила ту нескладную, угловатую, задиристую девочку, которая редко приезжала в гости и вела себя отвратительно… Итак, мне было запрещено кричать в детстве, и поэтому я кричу сейчас. Чаще, чем хотелось бы. Из-за пустяков. По несдержанности. Беру себя в руки, терплю, терплю, а потом всё-таки разжимаю пружину и палю из всех орудий. Скоропалительно, ярко, громко, красочно. Палю по самым близким, палю по самым беззащитным. А потом остаюсь погребенной под чувством вины, как под ворохом использованных гильз. Но у всего есть две стороны. Мне было запрещено испытывать негативные эмоции, поэтому сейчас я готова признавать все эмоции своего сына. Проговаривать, раскладывать на составляющие и объяснять шаг за шагом причины и следствия. Принимать, не разрушаясь, и воспитывать, не разрушая. Я знаю, что, наверное, спустя пару десятилетий у моего сына тоже будет опыт, который он разложит на две стороны. Скажет «спасибо» и добавит «но». Вспомнит меня, кричащую незаслуженно. Раздражённую. Не справившуюся с эмоциями снова и снова. Но каждый раз, когда этот шестилетний шкет в ответ на мой гнев говорит: — Ты злишься, мама. Ты сегодня устала? Или — Ты злишься, мама, но я ребенок и мне так хотелось побаловаться. Или — Ты злишься, мама, но я тебя всё равно люблю… Каждый раз, когда он это говорит, я понимаю, что чему-то научила его. И научилась сама. Леля Тарасевич

ПОЧЕМУ ЛЮДИ К СТАРОСТИ ОСТАЮТСЯ ОДНИ: ЦИТАТА АЛИСЫ ФРЕЙНДЛИХ. 84-летняя Валя осталась совсем одна. Она так считала. У нее было много родственников - и дочери, и затья, и внучки. Но все ее бросили. Она им все силы отдала. И не только силы. Выкормила, выучила, устроила на работу, купила жилье. И вот такая благодарность в ответ... Пока энергии хватало, ходила к ним домой, готовила, убирала. Но теперь голова кружится и давление. А к ней никто не приходит. Почему? Я как-то читала большую статью, написанную психологом, посвященную пожилым людям, которые считают себя брошенными. Они водили за ручку и из ложки кормили, ночами не спали деньги последние отдавали. А теперь дети и внуки обходятся без них. Психолог писал о том, что любовь никуда не пропала, а тому факту, что дети и внуки прекрасно живут без помощи - радоваться надо. Вы вырастили самостоятельных людей. Любишь бабушку? Люблю. А почему от нее тебе ничего не нужно? Потому что я теперь все сам. Пожилым кажется, что от них отвернулись, от них изолировались. Но это не так. Мой 55-летний друг остро переживал момент, когда три дочери отдалились и перестали звонить. Но, вспоминая себя в их годы, понимал, что сам точно так же вел себя по отношению к родителям. Любил всем сердцем, но не звонил и не приезжал. Кружился в вихре дел. Он говорит: Когда сам дожил до 55 лет, стал очень близок со своими родителями. Мы теперь разговариваем на одном языке. Нас теперь сильно объединяет тревога за моих детей, их внуков. И знаешь, какими интересными людьми я нашел своих самых родных людей - родителей?! Живём недалеко, часто проводим вечера вместе. Сколько разных тем мы обсуждаем! И литература и искусство! Как в молодости я их не понимал! Глупец! Но такова жизнь... У поэта Андрея Дементьева есть щемящее душу стихотворение: Не обижайтесь на детей, Что не пришли, не позвонили, Не обижайтесь на детей, Что подарить цветы забыли. У них своя земная жизнь, Такого темпа мы не знали, Их быстроходный поезд мчит В другую жизнь, в другие дали. Умейте отпускать детей, Не прицепляйтесь к их экспрессу, Умейте отпускать детей, У них другие интересы. 88-летняя актриса Алиса Фрейндлих находится в прекрасных отношениях со своими внуками и правнуками. Как ей это удается? Я читала в интервью, что Фрейндлих не требует от внуков общения, понимая, что это - совсем другое поколение, другая волна, другой ритм. Общается она со своими сверстниками, друзьями-коллегами. Вспоминают жизнь, смеются над собой. Откуда же черпать энергию? Алиса Бруновна говорит: "Я убеждена, что ангел-хранитель — это суммированная энергия любви. Людей, которые нас любили" Не все верят в ангелов-хранителей, но многие уверены, что близкие, которые ушли в мир иной, наблюдают сверху за нами и незримо помогают в сложных ситуациях. Вспоминая, что "любили тебя без особых причин, за то, что ты - внук, за то, что ты - сын", проблемы начинают рассеиваться, а уверенность и стабильность возвращаются. Люди, которые пережили страшные потрясения и катаклизмы, говорят, что в трудные минуты вспоминали тех, кто их любил. Алиса Фрейндлих дает совет всем тем, кто чувствует себя одиноким и покинутым: Любовь - единственная сила на земле, которая умножается, когда мы ею делимся. Не надо скупиться на любовь, причем, не только в отношении своих близких - доброе слово остается в сердце, дает человеку веру в себя в собственные силы - говорите людям добрые слова. У нас нынче в моде цинизм и саркастические замечания - но они еще никого не сделали умнее или счастливее, потому что любовь - прерогатива сильных, и я верю в то, что, когда Вы действуете из любви, Вам помогают высшие силы - все удается, а беды обходят стороной. Любите в это непростое время, любите сильнее, чем обычно - жизнь станет лучше, а иммунитет крепче.

Нам Бог дает детей не просто так, Нам Бог дает как дар их, как награду, Как высшую тревогу и отраду И как своей любви открытый знак. Нам Бог дает детей как зеркала, В которых отражаются упрямо И все наши сокрытые изъяны, И все наши прекрасные дела. Нам Бог дает детей - и через боль, И через состраданье и заботу, Большую ежедневную работу, Мы, жертвуя, становимся собой. Нам Бог дает детей, чтоб уходя, Мы в них свое оставили наследство... Еще раз пережили чтобы детство! На мир чтобы взглянули, как дитя: Чтоб сделали, волнуясь, первый шаг, Скатились с горки и вдохнули лето! Попробовали первые конфеты И первые прыжок, удар, синяк, Чтоб пережили первую любовь, Влюбленные бродили по аллеям... Все так же, только вместе с тем сильнее - Счастливей радость и острее боль. На Бог дает детей как зов: "Живи!" Как шанс второй, как помощь, благодетель - Созреть коль не сумели до любви, Вам до нее созреть помогут дети. Тогда эта любовь, как яркий день Вас нежностью до краешек наполнит! И, расплескавшись, все вокруг заполнит - Ваш дом, ваш взгляд и всех вокруг людей. Нам Бог дает детей как жизни суть. В божественную мудрость облекая, Дарует нам Господь детей как путь, При жизни чтоб, любя, достигнуть рая. © Ольга Теплоухова

#детство #мама #родители

Я выросла в дефиците маминой любви, а теперь она жила в неосознанном дефиците моей. Мама любила чистые окна. Чистые окна и выстиранные шторы. Я ее понимаю: прозрачное окно — это иллюзия его отсутствия и соединения с природой. Будто вот тот тополь совсем рядом — только протяни руку. А если окно грязное, то это напоминание, что ты отгорожен от внешнего мира, в котором ездят машины, дымят заводы и строят бензоколонки. Мама любила чистые окна, но не любила их мыть. Пока мы жили вместе, их мыла я. Каждую неделю. Зимой — только внутри, во все остальные сезоны — везде. Мама просила, и, если я не выполняла просьбу, она обижалась. Плакала и пила валокордин. Мамин валокордин — отличный мотиватор. Я шла и мыла окна, хоть я и ненавижу убираться. Но еще больше я ненавижу, когда пахнет валокордином. Золушка Олюшка. Золюшка. Я устала мыть окна и выскочила замуж. За того, кто не повернут на чистоте и кому плевать на грязные окна. Я уехала от мамы, стала жить с мужем на его жилплощади. Мама капризничала, требовала меня обратно, ждала, когда я наиграюсь в жену. Я ездила к ней все реже. Потому что каждая поездка — это уборка. А если я устала, то тоже уборка, но через валокордин. Потом я родила сына, и мне стало совсем не до чужих грязных окон. Мама на меня привычно обижалась, я привычно оправдывалась. Классическая созависимость, осознанная с моей стороны. — Мам, я не могу ехать из другого города, чтобы вымыть тебе окна. У меня семья, маленький ребенок, куча дел. Есть такая служба клининговая, я оплачу, придет человек и помоет тебе окна. — Чужой человек?! — ужасается мама. — Да. Придет, помоет и уйдет. У него работа такая. — Придет человек и спросит: «Вы что, одинокая?» Я скажу: «Нет, у меня дочь есть». Человек спросит: «А почему она не помоет вам окна?» И я умру со стыда. — Не умирай. Объясни ему, что ты хочешь, чтобы окна мыли каждую неделю. А твоя дочь живет в другом городе. и у нее грудной младенец… — Ужасно это все. Чужие люди моют мне окна, будто я сама не могу. — Но ты не можешь! — Я родила того, кто может. — Он тоже не может. — Он не хочет! И это очень стыдно. — Мама, я у себя дома не мыла окна два сезона. Даже три. Мне некогда. — И тебе не стыдно? — Нет. У меня были другие, не менее важные дела. — Окна — это душа хозяйки. Чистые окна и вкусный борщ. Если у тебя грязные окна… — Я плохая хозяйка, и меня это устраивает. — Я просто не понимаю, в кого ты такая… Я бы умерла со стыда… Я бесилась. Бросала трубки. Нервотрепка и манипуляции — это встроенная функция в базисную комплектацию моей мамы. Она любила, чтобы все было так, как хочет она, и тогда, когда ей удобно. Такое чувство, будто ей не нужны чистые окна, ей нужны окна, вымытые именно мной. Однажды она попросила отвезти ее на дачу с саженцами. Во вторник. Я не могла во вторник, могла в четверг. — Мам, давай в четверг? — В четверг я уже обратно поеду. Мне нужно во вторник. — Давай я найду водителя, заплачу ему, и он тебя отвезет. — Чужой человек?! Что скажут соседи? Скажут: «А где твоя дочь, почему ей нет до тебя дела?» Стыдоба. Я поняла: маме не надо было на дачу, ей надо было, чтобы на дачу отвезла ее я. Я злилась. Сопротивлялась. Орала. Плакала. Умоляла. Объясняла. Бросала трубки. Звонила вновь. Мама же… Несколько лет у меня ушло на понимание того, что это мамино «самодурство» — на самом деле подсознательное желание быть рядом, компенсировать тот факт, что за всю мою на тот момент 30-летнюю жизнь вместе мы жили только 5 лет. Мама не растила меня, у нее на это не было времени, а сейчас есть, и она заманивает меня к себе, но теперь у меня на это нет времени. И вообще, классная штука своевременность — это когда два человека совпали по времени и интересам в одном моменте, который нельзя сместить на потом. Нельзя выбрать любое удобное время, чтобы понянчить дочь, надо нянчить ее, пока она маленькая. Пока мама искала на это время, я уже выросла, и мне не нужна мама, которая нянчит, я научилась извлекать материнское тепло из других источников. Но поколение наших мам не склонно к рефлексии и никогда не признает своих ошибок. Мама хотела ко мне на ручки, хотела быть рядом, обратить на себя внимание, но просто не знала другого языка коммуникации, кроме ультиматумов. Осознание этого факта сделало меня мягче. Я больше не злилась — я читала между строк. Мама ставила задачи для меня с единственной целью: увидеть меня. А я предлагала заменить себя клинерами и водителями за деньги… Зачем ей чужие люди в ее жизни? Ей дочь нужна… Я стала приезжать к ней чаще. Брала сына и приезжала к маме на несколько дней, а иногда на целую неделю. Мама трактовала эти мои приезды иначе: она решила, что я сбегаю от мужа, и у нас все плохо, и эти отъезды — предвестники развода. — Вы разводитесь? — Мам, что за ерунда, у нас все хорошо. — Ну не хочешь — не говори. Поколение наших мам никогда не бывает не право, ага. Жизнь — удивительный бумеранг. Она сама насаждает справедливость. Я выросла в дефиците маминой любви, а потом мама жила в неосознанном дефиците моей. Жизнь забавлялась, дирижировала ситуацией. Потом мама сильно заболела. Я сначала не поняла, что все серьезно, думала, очередная манипуляция. Манипуляции здоровьем — самые эффективные. Они гарантируют, что я в любое время дня и ночи брошу все и поеду к ней — спасать. А на деле окажется, что никого спасать не надо. То есть надо, но не от скакнувшего давления, а от приступа нелюбви. Однажды я ехала к ней в ночи, беременная, после ее звонка, что ей плохо. Мама плакала в трубку. Я стала собираться, поругалась с мужем, который пытался меня не пустить, и помчала по ночному городу, 2 часа на пределе скорости, чтобы убедиться, что мама… сладко спит. Но в тот раз все было серьезно. Мама ослабла, не смогла ходить без поддержки, сначала попросила ходунки, а потом пересела в инвалидную коляску. А потом совсем слегла. Я понимала, что ей нужен уход. Стала искать сиделку с медицинским образованием. Оказалось, что это очень дорогая услуга. И чем тяжелее пациент, тем дороже (ведь это надо поднимать, мыть и т. д.). Средняя цена такого ухода с учетом маминого веса — 65 тыс. рублей в месяц. Это без всего, только работа. А еще памперсы, медикаменты, продукты… Получалось вообще под сотню. Но самая большая проблема, которую я предвидела, это даже не деньги. Это тот факт, что за мамой будет ухаживать чужой человек. Не я. Я прямо видела мамины слезы и вот это ее коронное «Я умру со стыда». Соседи спросят: «У тебя что, дочери нет?» Я приняла решение переехать к маме. С сыном. Это был август. Я отдам ребенка в сад в сентябре. И буду ухаживать за мамой. Муж был ошарашен этим решением. Я его с собой не звала, потому что понимала: он не поедет. Он с 14 лет живет один, с 23 — со мной, он разучился жить на чужой территории. А тут уехать в чужой дом, в ковры, в хрусталь, в бесконечные манипуляции… — Мы будем приезжать к тебе на выходные, — успокаивала я его. — Ну считай, что мы на заработки уезжаем. Зарабатывать 100 тыс. Муж считал решение провальным. Он готов был устроиться на вторую работу и найти возможность оплачивать сиделку теще. Да и я могла на работу выйти, сына — в сад. Я не знала, как объяснить мужу то, что маме не нужен чужой человек. Муж не знал, как объяснить мне, что я в очередной раз поддаюсь на манипуляцию. Мы разъехались на пике непонимания друг друга. Семья — это поддержка. Поддержка — это раскрыть зонт в дождь над тем, на кого ты очень сердит. Потому что как бы ты ни был сердит, ты его любишь, а любовь сильнее обид и непониманий. Я сидела под дождем и не чувствовала ничьих зонтов. У меня был один зонт, и я раскрыла его над мамой, а не над мужем, потому что маме нужней. Мама больна. И мама у меня одна, другой не будет. Я выдержала полгода. 6 месяцев бытового ада. Я — объективно — плохая сиделка. Потому что я не сиделка. Мне не хватало терпимости и принятия. Не хватало сил не морщиться, если плохо пахнет, не прятать проступающую брезгливость, не злиться на то, что я сама выбираю такую жизнь, и никто не понимает этого выбора, и я сама уже не понимаю его. Нет, я обеспечивала маме уход с максимальной отдачей, мыла, меняла, стирала… Это было мучительно, но необходимо. Но я каждую секунду ощущала себя живым человеком, запертым в капкан обязательств. Ситуация усугублялась тем, что я давно стала мамой своей капризной маме, а боль делала ее озлобленной, язвительной, колющей. Она постоянно была недовольна, морщилась, отталкивала мои руки, говорила страшные вещи. Я жила в мареве негатива. И от несправедливости у меня постоянно текли слезы. Ибо взрослый полный памперс хотелось бы выносить под тихое и благодарное «спасибо», а не сквозь оскорбления в адрес моей безрукости. Уже потом я пойму, как же унизительна маме была ее неподвижность, как невыносимо чувство, что она обуза, как это страшно, когда старость обрушивается на тебя всей своей безжалостной сущностью. Корежит тебя, бьет, эта старуха Изергиль. Это был мой личный стокгольмский синдром: мама взяла меня в заложники, обижала, делала больно, и чем громче она ругалась и оскорбляла, тем жальче ее мне было, тем страшнее за нее. Я была глубоко несчастна те полгода. Я приезжала на выходные и падала в руки мужа в ожидании реабилитации любовью и весельем. Это были мои выходные от старости, от безнадежности, от страха, что жизнь заканчивается так мучительно неприглядно. Но муж не хотел моего нытья и не хотел никого жалеть. Он хотел жить со своей семьей, он ее для этого и создавал и не понимал, почему в будни он вынужден быть холостяком… И за выходные мы не успевали создать заново то, что разлучено в будни. В общем, в один из четвергов я устала. Я посмотрела в чистое окно и поняла: еще немного — и я в него выйду. Я просто больше не могу. Не могу делать то, в чем я неэффективна, то, что от меня ждут, то, что считается правильным, но на деле мучает всех. Я вошла в мамину комнату с красивой женщиной моего возраста и сказала: — Мама, это Наталья Ивановна, твоя сиделка. — А ты? — спросила мама. — А я домой, — ответила я. И мама заплакала. И я заплакала. Но это были разные слезы. Я вернулась домой. Вышла на работу. Чтобы зарабатывать на жизнь вместе с мужем. Стала залечивать хромающую семью. А мама… Мама вдруг очень быстро… пошла на поправку. Через месяц садилась на коляску, потом встала на ходунки, потом ходила почти сама. Просто сиделка была профи, она умела отличить капризы от необходимости и сама устанавливала правила. Она не мыла окна, когда этого хотела мама, а мыла тогда, когда этого требовала необходимость. Мама поняла, что в ее доме хозяйничает чужая женщина с короткой стрижкой, которая не ведется на ее манипуляции. И единственный способ от нее избавиться — сделать ее пребывание в квартире нецелесообразным. А для этого нужно выздороветь. Это хорошая история и очень поучительный опыт, целая шкатулочка моих личных прозрений. Про то, что в паутину некоторых манипуляций люди падают по собственной воле и им это необходимо, потому что они не могут по-другому, про то, что некоторые долги необязательно отдавать самому, про то, что смотреть в чистые окна гораздо интереснее, когда за ними пейзаж, выбранный тобой, а не обстоятельствами… И про то, что как правильно любить тех, кого вы любите, решаете только вы. И ваши любимые люди вправе распорядиться вашей любовью так, как они считают нужным. А вы… А вы сами — сами! — определяете чистоту своего окна и сами выбираете окна, за которыми прячутся ваши восходы и закаты… Ольга Савельева

ХОРОШАЯ МАТЬ ПО ВЕРСИИ ПСИХОАНАЛИТИКОВ Раньше только подруги заводили со мной разговоры о том, что такое хорошая мать. Теперь заводят и мужчины. Хотела сказать «и я делаю выводы», но я не делаю выводов. Просто офигеваю. Потому что беседы обычно протекают в духе «всем известно, что по-настоящему хорошая мать должна иметь рога и синий хвост, только так и никак иначе». Так вот. Давайте я расскажу, кто такая «достаточно хорошая мать» по версии психоаналитиков. Того самого пресловутого Винникотта, на которого все и всегда ссылаются, и следующих за ним. Буквально телеграфной строкой. Первое. Она, эта мать, должна физически быть. Только не смейтесь, это не такой уж очевидный пункт. То есть она не должна пропадать дольше, чем на несколько дней, уезжать в научно-исследовательскую экспедицию в республику Конго на полгода, работать до 11 вечера, ложиться в больницу на месяц или вообще умирать. С ней все это может случаться. Чего только в жизни не бывает. Но тогда фигурой, заменяющей мать, становится папа, бабушка, няня, и все наши следующие пункты уже будут относиться к ней. Второе. Она умеет справляться со своей тревогой и успокаивать ребенка. Это очень сложный пункт, о нем написаны десятки книг и статей, но, в двух словах: если у вас дома бардак, если вы можете выйти из дома без того, чтобы проверить семь раз, выключен ли утюг и газ, если вы не впадаете в панику, глядя, как ребенок карабкается по грязной лесенке, значит, с тревогой вы как-то справляетесь. Если вы можете так обнять ребенка, чтобы он успокоился (не придушить, а обнять), если вам хотя бы иногда удается заменить «Не ори, хватит меня позорить!» на «Все хорошо, все хорошо, мой маленький, давай успокаиваться», хотя бы в одном случае из ста, то вы справляетесь. И даже если не удается, этому можно научиться. Постепенно. Третье. Достаточно хорошая мать ошибается. Она должна ошибаться. Обязана. Иногда не угадывать, чего там пищит ребенок, то ли замерз, то ли есть опять захотел. Тем более – не предугадывать его желаний. Иногда слишком тепло – или слишком легко – его одевать. Не выполнять всех его требований и не покупать всего, чего он просит. И так далее. По Винникотту, хорошая мать ошибается примерно в 30% случаев, и ее ошибки абсолютно необходимы ребенку – иначе, будь она идеальной, он бы не научился справляться с обидой, печалью, гневом и яростью. Если верить другим исследователям, чем идеальнее мать, тем хуже для психики ребенка. Тем более, что за "идеальность" часто выдают ту самую повышенную тревожность, которая у нас идет предыдущим пунктом. Четвертое. Достаточно хорошая мать имеет свою собственную жизнь. Она не погружена целиком в ребенка, есть и другие люди, с которыми она отдыхает душой от младенческих забав, всех этих «ку-ку» и «мы покакали». Винникотт полагал, что у нее должен быть еще и хороший секс с отцом ребенка, но тут Винникотт не авторитет, потому что сам он никого не рожал. И до секса ли там, в первый год младенческой жизни, прости господи. И почему именно с отцом ребенка? Но суть именно в том, что у матери есть взрослые – неважно, сексуальные ли – отношения с кем-то еще. Пятое. Достаточно хорошая мать понимает свои чувства. Ну как-то, хоть немного. Она узнает в себе зависть и обиду, стыд и печаль, радость и облегчение, воодушевление и усталость, и так далее. Может перепутать, например, зависть и обиду, а кто из нас не путает время от времени? Но у нее не возникает грубой путаницы, она не называет, например, свое раздражение любовью, усталость – ненавистью, злость радостью, не отворачивается в ужасе от любого чувства со знаком минус. Не говорит с ребенком вымученно о его чувствах «по Гиппенрейтер». Просто понимает свои чувства, и все. Никаких дополнительных усилий не нужно. Ребенок обучается этому бессознательно, когда проводит время с ней рядом. Еще достаточно хорошая мать умеет мечтать. Все. Остальное, с точки зрения психоаналитика, имеет значение гораздо меньшее. Неважно, во сколько лет ребенок приучился ходить на горшок, и знает ли он в 3 года алфавит. Неважно, на какие кружки он ходит, умеет ли он «вести себя в обществе» и рассказывать стихи с табуретки. Неважно, питается ли он по режиму, играет ли в планшетник, и гуляют ли с ним дважды в день, или всего раз в день, или, о ужас, ни разу. И развивают ли его по Монтессори, и ставят ли прививки. И ставят ли в угол. И так далее. Анастасия Рубцова

Как хорошо, что есть мама!

Папа...отец...важен и нужен... Миллионы мужчин уходят и оставляют миллионы женщин со своими детьми. Считают, что это нормально, когда они платят алименты и иногда навещают ребенка: раз в неделю, два раза в неделю, раз в месяц. Когда ты пытаешься им сказать о том, что такая ситуация – ненормальна, страшна, особенно для ребенка, они возражают: «Да, нет, все нормально. С женой спокойно разошлись. Она довольна и ребенок счастлив». А ребенок просто не понимает, как бы было ему хорошо, если бы папа был рядом. Поэтому он и счастлив, когда папа приходит и ведет его в «Макдональдс». Но, самое страшное, конечно, во всей этой ситуации – это то, что в каком-то своем глубинном смысле ребенок родным отцом принесен в жертву своим страстям. Мне вспоминается рассказ одной нашей прихожанки. Ее дочку бросил муж, когда та родила ребенка. Бросил и пропал, как это сейчас часто бывает. Дочка была в таком тяжелом состоянии, что у нее не было сил подавать в суд, чтобы ей платили алименты. Чему отец ребенка был рад. Знает, что у него есть ребенок, но ему это неинтересно. И вот эта женщина, бабушка, рассказывала, что ребенок, когда жил у нее на даче, уже будучи подростком, днем куда-то убегал. Она решила проследить, куда это он там на два-три часа убегает после каждого завтрака. Она пошла за ним и увидела, как ребенок выходит в поле и кричит: «Папа, папа!». Кричал, потом вытирал слезы и возвращался домой. И вот мне подумалось, а ведь где-то есть этот отец-безумец, который не хочет знать о том, что есть человек, который готов его любить. Отец потерял не просто объект траты денег в этой ситуации. Он потерял того, кто был готов его любить. И в каждом аборте, в каждом оставленном с женой ребенке каждый мужчина теряет самую большую драгоценность на земле. Потому, что на земле самая большая драгоценность – это люди, которые тебя любят. Их нельзя купить, их нельзя ничем заменить и их не так много у каждого из нас. И вот ради комфорта, ради того, чтобы продолжать жить по страстям, человек берет и отталкивает от себя, втаптывает в грязь, просто выкидывает из своей жизни такое удивительное сокровище. — Протоиерей Федор Бородин

Мама.... Мама, дай мне понять, что я всегда могу к тебе обратиться. Я вырасту - и буду уметь доверять. Мама, скажи мне, что тебе нравится общаться со мной. Я вырасту - и буду знать, что я интересен. Мама, говори со мной о чувствах. Я вырасту - и буду понимать себя. Мама, не запрещай мне плакать, злиться, грустить, радоваться. Будь сама живой, проявляй чувства, признавай свои ошибки. Я вырасту - и буду знать, что со мной всё ОК. Мама, замечай, что со мной происходит. Я вырасту и буду способен на эмоциональную близость с другими людьми. Мама, утешь меня, когда мне сложно, когда я ошибаюсь, когда я потерпел неудачу. Утешь вместо того, чтобы наказывать. Я вырасту - и буду уметь поддерживать себя и других. Мама, спроси у меня, что мне нравится, учитывай мои нужды и интересы. Я вырасту - и буду способен заботиться о себе и других. Мама, разреши мне не любить то, что любишь ты. Не хотеть то, что хочешь ты. Не быть таким, каким хочется тебе. Я вырасту - и буду понимать свои истинные желания. Мама, разреши мне отказывать тебе, не соглашаться с тобой, протестовать. Я вырасту - и буду уметь говорить «нет». Мама, дай мне свободу, перестань контролировать меня. И тогда я вырасту ответственным. Мама, не торопи меня становиться взрослым, дай мне побыть ребёнком. Разреши мне быть слабым, маленьким, нуждающимся. И тогда я вырасту отдельным и независимым. Мама, люби мне просто так. Я вырасту - и буду чувствовать себя ценным. Мама, будь со мной рядом, пока я ребёнок. Я вырасту – и не буду страдать от одиночества. И ещё. Почаще обнимай меня, пожалуйста. Александра Гринь