И сердце защемит когтистое бремя, Захочется, впору, в отчаяньи взвыть — От стылого ветра по имени Время Собою прикрыть, заслонить, защитить. Я сам понимаю наивность желанья, У жизни для жизни не выпросишь дня… Стоит моя мама — почти уже тайна, Стоит у окна, поджидая меня. И я умоляю продлиться мгновенья: Пусть каждое будет не меньше, чем год! Гляжу на окно в небывалом волненьи! Вон мама меня, непутевого, ждёт… Еще это можно — взлететь по ступеням, Звонком растревожить квартирный покой И слушать за дверью шаги с нетерпеньем, Старательно пряча букет за спиной. Еще это можно — обнять на пороге, Коснуться губами прохладной щеки, Букетик вручить, просто так, без предлога: «На, мама! Гляди, как свежи лепестки!» Увидеть, как живо она захлопочет, Себя ощутить, словно кум королю, Когда мне, не юному, скажет: «Сыночек, А ну-ка, пойдем, я тебя покормлю».

Какое великое благо — сыновство! Его сознаешь в полной мере тогда, Когда подступает вплотную сиротство, И жарко задышит в затылок беда. И что тут ни делай, а суть неизбежна: Так было, так будет во все времена. Смешались в душе благородство и нежность, Печаль и тревога, любовь и вина… Гляжу на окно… В пальцах стынет мимоза, Как облачка клок, что упал с высоты… И щиплют глаза позабытые слезы, И губы одно только шепчут: «Прости!» Евгений Мартышев х #Людмила