1917 год для России выдался тяжелым. Народ некогда великой империи бродил по стране в поисках собственного места под солнцем. Две революции не прошли бесследно: на улицах появились женщины с потухшими взглядами, мужчины в затертых от бессмысленной канцелярской работы сюртуках, но самое главное — дети. Их было жальче всего.

Особенно страшно стало тогда, когда на улицах городов, замерших в ожидании новой жизни, появлялось все больше и больше беспризорников. Чумазые, нечесаные, лишенные всякого родительского контроля и попавшие под пагубное влияние не особо “правильных” старших, они шныряли по улицам городов, обеспечивая себе выживание чем угодно — мелкими кражами, перепродажей ворованного имущества, сомнительного рода поручениями, в которых мало что смыслили, но выполняли с ювелирной точностью, чтобы получить монетку на хлеб. Другого варианта у ребятни просто не было.

Колька среди всех отличался особенной удачей. Ему в тот год исполнилось тринадцать. За плечами целых три класса образования и какое-никакое воспитание от родителей. Мать свою мальчишка помнил смутно, она умерла ещё перед войной, а отца насмерть забили в кутузке царские жандармы, безнаказанно свирепствовавшие в первые дни революции. Вопросы выживания для Кольки, оставшегося с четырехлетней сестрой на руках, стали самыми главными. Ради Ксюхи — куклы с голубыми глазами, как ласково называл ее брат — парень готов пойти на все.

Даже на то, чтобы ограбить одну милую дамочку, выходившую на стихийный рынок Питера за продуктами по утрам в одно и то же время.

— Вот это добыча! — завистливо присвистнули пацаны, обосновавшиеся вместе с Карповыми в одном бараке. Ребятня договорилась держаться вместе, чтобы выжить тем, кто остался без родителей. Единственное, что омрачало их босяцкое существование — появление главного. Некоего Владимира Владимировича Углова, местного воротилы. Однажды он пришел вместе со своими ребятами вытрясти из подростков не только душу, но и немалую часть средств, как ворованных, так и честно заработанных, а потом просто установил таксу.

— Отдавать мне будете по пятьдесят рублей в месяц и ни копейкой меньше, — недовольно бросил он, посматривая на нищую пролетарскую молодежь.

— Сам-то небось не работает, — прошипел тогда сквозь зубы Колька, а Семен ткнул его в ребро, чтобы тот замолчал.

За неповиновение ребят снова ждали побои. Круг замкнулся, не давая им выбраться и встать на новый путь — честный и светлый, обещанный революционным правительством.

— Да, неплохо, — кивнул Колька, отворачиваясь от смятых бумажек на столе. Стыдно.

Деньги стали иметь для него странную ценность: с одной стороны, именно ради них и совершались все мелкие преступления. В деньгах была сила. С другой стороны — Колька ничего так сильно в жизни не ненавидел, как деньги. Ненужные бумажки, из-за которых ему приходилось нарушить собственные внутренние убеждения.

***

День, изменивший все, с утра стал погожим и солнечным. Пыльные улицы пропекали протуберанцы, раскаляя землю под ногами до невозможности. Лето 1918 года… Время летело быстро, и вот Кольке исполнилось уже четырнадцать, но в его жизни мало что поменялось — рынки и подворотни, воровство, Углов. Все три составляющие плотно сплелись и стали единым целым. Словно канатом, прочно привязавшим Кольку к самому дну питерского воровского мира. Сам себя мальчишка чувствовал якорем, брошенным на дно моря. Его грехи слишком тяжелы. Такие не всплывают, они только тянут за собой в пучину преступлений. Чтоб не стать причиной чужого несчастья, Колька перестал общаться с друзьями, теперь уже бывшими. Обходил людей стороной, даже отворачивался, когда встречал бывших соседей. Смысла вспоминать прошлое нет. От него только боль и старый, но добротный дом, который теперь заняли “революционеры”. И пусть его отец был тоже таким, но подспудно Колька их ненавидел.

Женщина, как и всегда, грациозно пересекала узкие улицы, придерживая двумя пальцами края широкополой шляпы от солнца. Небольшой бант смотрелся озорно и очень к месту. Первые несколько мгновений Колька ею просто любовался, а потом вспомнил, зачем пришел — грабить. Ловко вытащенные из корзинки деньги показались парню подозрительно легкими. Раньше дамочка держала их в ридикюле или клала в карман весеннего пальто, что осложняло задачу, теперь же забрать их не составило труда. Чтобы не волноваться напрасно, мальчишка списал это на свой повышающийся уровень щипача. Ну а что? Уже почти год, как он успешно промышляет этим делом. Повышает навыки так сказать.

— А вот и ты, змееныш!

В руку Кольки больно вцепились чьи-то пальцы. Резко и быстро, его толкнули к стене в подворотне, да так, что от боли в лопатках тут же выступили слезы и сперло дыхание.

— Да иди ты! — заорал остервенело мальчишка, не глядя на обидчика. Кажется, высокий и тощий, рассматривать Колька не стал, но то, что рука сильная — это ощутил на себе хорошо.

— Нет уж, это ты пойдешь! — мужчина не отпускал, становясь настоящей угрозой для парня. — И пойдешь прямо в участок милиции, чтобы понести наказание за совершенную кражу! — рявкнули Кольке на ухо.

— Я ничего не брал! — из последних сил выворачивался он змеей, только безрезультатно. На его запястье, будто приклеенными, сомкнулись цепкие пальцы обидчика.

— Не брал, значит? — голос звучал так самоуверенно, что Колька оторопел. — А сто пятьдесят рублей из корзинки на рынке сами выпрыгнули? У меня и свидетели есть, парень, так что в этот раз не отвертишься.

Отпираться бесполезно. Каждое слово звучало набатом, обвинения попадали в самую точку. Он молчал хотя бы потому, что врать бессмысленно.

— Я давно хотел тебя поймать, гаденыш. У моей жены регулярно попадают деньги, а весь город только о том и говорит, что на рынке орудуют малолетние преступники. Выследить и застать на горячем было делом времени, — продолжал свою речь мужчина. — Или ты думал, что теперь сможешь безнаказанно опустошать карманы тех, кто и так сводит концы с концами.

— Не похоже на то, что эти деньги у вас последние, — злобно бросил мальчишка, осмеливаясь взглянуть на мужчину. Тот был опрятно одет, гладко выбрит и носил небольшие очки. Внешне производил впечатление интеллигента.

— Вместо того, чтобы извиниться, ты грубишь? — тот удивленно приподнял бровь, рассматривая в упор пойманную добычу. — Тебе сколько лет-то, смельчак ты эдакий?

— Четырнадцать, — выпалил Колька и язвительно добавил: — Самое время в тюрьму.

— Да уж. В тюрьму, может, и не посадят, но в исправительно-трудовую колонию определят точно. Будет время подумать над своим поведением, чтобы не совершать такого в дальнейшем.

— Нельзя мне в колонию, — пробормотал едва слышно парень. В его памяти тут же предстала сестренка — чумазая, с торчащими плохо заплетенными косичками, грызущая яблоко или булку. Ксюху подкармливали все ребята, поэтому выбор невелик.

— Никому нельзя, — буркнул недовольно мужчина и снова тряхнул воришку. — Пойдем.

— Нельзя же мне говорю, — вдруг уперся Колька, вдавливая в землю каблуки почти развалившихся ботинок, снятых с мужчины, умершего от голода. — Нельзя мне, Ксюха без меня умрет.

А хуже того — попадет в интернат.

— Кто такая Ксюха? — мужчина вдруг превратил всю свою агрессию в интерес. Его вопрос звучал без злого умысла. Колька подумал, что это шанс.

— Сестра моя, — взмолился парень. — Все расскажу, только отпустите, дяденька!

— Сейчас же расскажешь, — приказал собеседник решительным голосом.

Историю Кольки не новая и не единственная. Тысячи детей оказались на улицах Питера, когда их родители погибли во время гражданской войны или были репрессированы. Мужчина, внимательно слушавший малолетнего преступника, не подверг его слова ни капле сомнения — слишком правдивой и болезненной была история парня.

— Иди, — вдруг сказал он, глядя на парнишку.

— Идти? — прозвучало недоверчиво из темного сырого угла. Колька прислонился к кирпичной стене, покрытой мхом и слизью, и не мог поверить своему счастью. — И не сдадите меня в милицию?

— Не сдам.

Колька вытащил из засаленного кармана брюк деньги, те самые злосчастные сто пятьдесят рублей, и сунул их в руки Аркадию Ивановичу Жемчужникову. В процессе разговора они успели даже познакомиться. Последний раз взглянув на своего “спасителя”, Колька больше решил не испытывать судьбу и дал деру из подворотни.

А вдруг передумает?

***

— Ты все правильно сделал.

Марина Сергеевна Жемчужникова, в девичестве Лопухина, разминала затекшие плечи мужа. На столе лежали украденные босотой деньги, а в кухне проходил импровизированный семейный совет. Семья Жемчужниковых небольшая — только Аркадий да Марина, а вот собственных детей им Господь не дал. Словно насмехался: Аркадий лечил чужих, Марина чужих воспитывала.

— Не думаю, что он изменится, только и тебе грех на душу брать не надо.

— Пострадает ведь еще кто-то, — виновато пожал плечами глава семьи.

— Аркаш, не думай об этом, давай лучше чаю попьем.

— Не могу не думать. Все время перед глазами эта картина встает. Эти дети… Хочу наведаться туда на днях.

Где скрываются воришки, Аркадий догадался по словам Кольки. Заброшенная зона бараков у железной дороги, куда не решаются делать рейды даже милиционеры, манила бездомных свободой и безнаказанностью.

— Это опасно? — в голосе супруги звучало беспокойство.

— Не думаю. Я просто хочу знать правду.

Марина Сергеевна знала, что муж не отступит. Он слишком принципиальный: дал себе обещание — выполнит. Захочет знать правду — узнает.

***

Встреча с Колькой случилась через неделю. Аркадий Иванович застал его в бараке, когда тот укачивал сестру на руках. На эту картину без слез не взглянуть, и даже у взрослого закаленного мужчины сжалось сердце. Оторопевшая от вида важного гостя босота вмиг притихла и расселась по местам, когда Колька важно объявил во всеуслышание, что это к нему.

— Тебе нужно выпить вот эту микстуру, — мужчина наклонился к Игнату, хрипевшему в углу собачьим лающим кашлем. Он достал из чемоданчика небольшую емкость из темного стекла и протянул парню. — Три раза в день до еды.

А потом смутился, поняв, что есть три раза в день здесь непозволительная роскошь.

— Я работаю в больнице на старом Арбате. Доктором-педиатром, — пояснил Жемчужников Кольке. — Мне можно доверять, — добавил примирительно. — Пойдем ко мне домой, я вас накормлю. Марина испекла пирог со сливами.

Колька посмурнел, почуяв нотки жалости, но Оксанка на предложение незнакомца оживилась.

— Пойдем? — потянула она брата за рукав. — Пирог ведь вкусный?

— Вкусный, — подтвердил Аркадий Иванович, и Колька нехотя согласился.

Неловкий ужин в квартире Жемчужниковых перетек в вечер откровений. Марина Сергеевна на воришку зла не держала, только украдкой смахивала слезы, слушая историю. Спустя час Ксюха, осмелев, залезла к ней на колени и попросила заплести косу “как делала мама”. Когда Колька скривился, Марина поняла — девочка ничего не помнила, но придуманный образ матери нежно лелеяла в своем воображении. Уходя, Колька взял упирающуюся сестру за руку и едва вытащил из квартиры, обещая как-нибудь прийти в гости снова.

Как-нибудь… В воздухе повисло ощущение лжи. Жемчужниковы понимали, чего стоило мальчишке появиться здесь.

— Аркаш, а может быть…

Поправляя воротник рубашки, Марина несмело заглянула мужу в глаза. В них встретилось все, на что она надеялась.

— Я боялся тебе это предложить, — сознался Аркадий. — Эти дети запали мне в душу, понимаешь?

Так в семье Жемчужниковых появились Николай и Оксана. Николай закончил школу, вырос и стал выдающимся хирургом, пойдя по стопам Аркадия. Оксана стала писателем детских сказок. Таких же самых, которые случились в ее жизни. И обязательно со счастливым концом.

---

Автор: Yooniverse канал Дзен "Фантазии на тему"