ХРАНИ ВАС ГОСПОДЬ !

Старый стиль 25 ноября ПОНЕДЕЛЬНИК Новый стиль 8 декабря Седмица 27-я по Пятидесятнице Рождественский пост Постный календарь. Глас 1-й Отдание праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы Сщмчч. Кли́мента, папы Римского (101) и Петра I, архиепископа Александрийского (311) Прп. Петра Галатийского, Молчальника (ок. 429) Прмц. Магдали́ны (Забелиной), инокини (1931)сщмчч. Серафи́ма (Остроумова), архиепископа Смоленского, Григо́рия Воинова, Иоа́нна Владимирского, Васи́лия Парийского, Космы́ Коротких, Иоа́нна Тарасова, Симео́на Афонькина, Иларио́на Соловьева, Яросла́ва Савицкого, Алекса́ндра Вершинского, Иоа́нна Янушева, Ви́ктора Смирнова, Андре́я Шершнева, Варлаа́ма Попова, пресвитеров и мч. Павла Кузовкова (1937); мч. Николая Копнинского (1938)

Апостолу от 70-ти Архиппу Колосскому Тропарь, глас 3 Учени́че Па́влов и апо́столе Христо́в, Архи́ппе,/ Ева́нгелия провозве́стниче и Колосса́ев учи́телю,/ ка́менное побие́ние прие́мый,/ а́ки драгоце́нное украше́ние,/ и́мже вене́ц муче́ния украси́в, вшел еси́ на весе́лие Ца́рствия,/ иде́же помяни́ нас пою́щих твою́ па́мять,// апо́столов сопресто́льниче. Перевод: Ученик Павлов и апостол Христов, Архипп, Евангелия провозвестник и колоссян учитель, побиение камнями принявший, как драгоценное украшение, им же мученический венец украсив, взошел ты в радость Царства, где вспоминай нас, воспевающих твою память, разделяющий престол с апостолами. Ин тропарь, глас 3 Апо́столе святы́й Архи́ппе,/ моли́ Ми́лостиваго Бо́га,/ да прегреше́ний оставле́ние// пода́ст душа́м на́шим. Перевод: Апостол святой Архипп, моли милостивого Бога да прегрешений прощение подаст душам нашим. Кондак, глас 4 Я́ко звезду́ вели́кую, тя Це́рковь иму́щи, Архи́ппе,/ чуде́с твои́х луча́ми просвеща́ема, зове́т тебе́:// спаси́ ве́рою почита́ющия па́мять твою́. Перевод: Как звезду великую, Церковь тебя почитает, Архипп, чудес твоих лучами просвещаемая, взывает к тебе: «Спаси с верой почитающих память твою».

Великомученице Екатерине Александрийской О, свята́я великому́ченице Екатери́но, избра́нный чистоты́ сосу́де, сто́лпе правосла́вия, наде́жная предста́тельнице на́ша, яви́вшая нам сама́ вину́ умоля́ти тя, подви́жнице зако́нная, свята́я на святе́й горе́ свя́то почива́ющая! Мо́лим тя: прини́кши свы́ше, вонми́ гла́су моле́ния на́шего, при́зри на бе́дствие рабо́в твои́х, просвети́ омраче́ние ума́ на́шего, сотвори́ нас го́рняя му́дрствовати, а не земна́я. Поспеши́ нам моли́твами твои́ми побежда́ти плотска́я похоте́ния, пристра́стия к ми́ру и ко́зни злых духо́в, на нас зло́бно вою́ющих: да твои́м предста́тельством во дни жития́ сего́ свобо́дни бу́дем от вражде́бных их нападе́ний и по исхо́де от возду́шных их истяза́ний. О, прему́драя де́во! Да́руй нам вся, я́же к по́льзе проше́ния: мо́жеши бо мно́гая испроси́ти у возлю́бленнаго Жениха́, Христа́ Бо́га на́шего. Мы ве́мы, я́ко мно́го мо́жет моли́тва пра́веднаго, поспешеству́емая благоутро́бием милосе́рдаго Бо́га, Ему́же сла́ва, честь и благодаре́ние всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Апостола Павла послание к ефесянам Лит. – Еф.5:8–19 (зач. 229). Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: [Зач. 229.] поступайте, как чада света, потому что плод Духа состоит во всякой благости, праведности и истине. Испытывайте, что́ благоугодно Богу, и не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте. Ибо о том, что́ они делают тайно, стыдно и говорить. Все же обнаруживаемое делается явным от света, ибо все, делающееся явным, свет есть. Посему сказано: «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос». Итак, смотри́те, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что́ есть воля Божия. И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство; но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу

ЗАЧЕМ БУХГАЛТЕР В ДЕЛОВОМ КОСТЮМЕ БРОСИЛАСЬ ВЫТИРАТЬ ПОЛ? На неё повесили миллионы. Суды, клевета, предательство партнёров. Душа кричала так, что она сама не заметила, как оказалась в храме. Слёзы лились без причины. А потом священник задел вазу — и она бросилась за тряпкой... Цифры не сходились. Нина смотрела в монитор, и цифры плыли перед глазами — чёрные на белом, бесконечные столбцы, которые ещё вчера были просто работой, а сегодня стали приговором. Восемнадцать миллионов. Восемнадцать миллионов рублей, которых она никогда не крала, не видела, не трогала. Которые прошли через счета фирмы и исчезли — туда, куда она не имела доступа. Туда, куда её не пускали. Но подпись на документах — её. Главный бухгалтер. Материально ответственное лицо. Крайняя. — Нина Сергеевна, вас вызывают. Она встала. Ноги не слушались. В кабинете сидели двое — следователь и адвокат фирмы. Генеральный директор, Виктор Павлович, стоял у окна, смотрел на улицу. Не оборачивался. Три года она работала с этим человеком. Три года верила, что он порядочный. Три года подписывала то, что он просил, — потому что доверяла. Дура. — Нина Сергеевна, — начал следователь, — у нас есть показания, что именно вы... Она слушала и не слышала. Слова долетали как сквозь вату. «Хищение... в особо крупном размере... предварительный сговор... умысел...» Виктор Павлович по-прежнему смотрел в окно. Она видела его затылок — седеющий, аккуратно подстриженный. Затылок человека, который только что её предал. — Это неправда, — сказала она. — Я ничего не крала. — У нас есть показания генерального директора, — ответил следователь. — Он утверждает, что схема была вашей инициативой. Нина посмотрела на Виктора Павловича. Он наконец обернулся. Глаза — пустые, холодные. Глаза человека, который принял решение и не собирается его менять. — Простите, Нина Сергеевна, — сказал он. — Но я вынужден говорить правду. Правду. Она засмеялась — хрипло, страшно. Потом замолчала. Правда была в том, что ей конец. Процедура банкротства — это не событие. Это состояние. Месяцы, которые тянутся как годы. Суды, заседания, бумаги. Адвокаты, которые говорят умные слова и берут деньги. Кредиторы, которые смотрят волками. Следователи, которые задают одни и те же вопросы — снова, и снова, и снова. Нина жила в этом аду полтора года. Она продала машину. Потом — дачу. Потом — взяла кредит, чтобы заплатить адвокату. Она не плакала. Разучилась. Дочь, слава богу, была уже взрослая, жила отдельно. Звонила редко — стыдилась, наверное. Или боялась. Нина её не винила. Друзья исчезли первыми. Коллеги — вторыми. Соседи смотрели косо, шептались за спиной. «Слышали? Наворовала миллионы, а теперь прикидывается...» Она осталась одна. Совсем одна. По ночам лежала без сна и смотрела в потолок. Душа выла — беззвучно, страшно. Как собака, которую бросили на дороге. За что? Почему я? Что я сделала не так? Ответа не было. В храм она попала случайно. Шла мимо — возвращалась из суда, очередного, бессмысленного. Ноги гудели, голова была пустая. Увидела купола, золотые кресты на фоне серого неба. И вошла. Сама не зная зачем. Просто — вошла. Внутри было тихо. Пахло ладаном и воском. Горели свечи — много, целое море огоньков. Старушки в платочках стояли у икон, шептали что-то. Нина остановилась у двери. Она не была здесь с детства. Бабушка водила когда-то, давно, в другой жизни. Потом — пионерия, комсомол, институт, работа. Не до храмов было. Не до Бога. А теперь стояла — в деловом костюме, с папкой судебных документов под мышкой — и не знала, что делать. Началась служба. Вышел священник — немолодой, грузный, с седой бородой. Запел хор. Слова были непонятные, церковнославянские, но мелодия — красивая. Печальная и светлая одновременно. И тогда Нина заплакала. Не зарыдала — просто слёзы потекли. Сами. Без причины. Она стояла, улыбалась — и плакала. Не понимала, почему. Не могла остановиться. Слёзы текли и текли — горячие, солёные. Капали на воротник пиджака, на папку с документами. Она не вытирала их. Хорошо. Было так хорошо — впервые за полтора года. Будто что-то внутри, сжатое в кулак, наконец разжалось. Будто можно было дышать. У аналоя стояли вазы с цветами. Белые лилии, розы, какие-то мелкие — Нина не разбиралась. Просто красиво. Просто — живое среди золота и камня. Священник ходил с кадилом, кланялся иконам. Дым поднимался к куполу, пах чем-то древним, тёплым. И тут он задел вазу. Нечаянно, рукавом. Ваза качнулась, упала — медленно, как во сне. Ударилась об пол, разбилась. Вода хлынула, растеклась по плитам. Цветы рассыпались. Ахнули старушки. Кто-то бросился поднимать. И Нина — сама не поняла как — побежала. Куда побежала — не знала. Но вернулась с тряпкой. Откуда взяла — не помнила. Просто в руках оказалась тряпка, мокрая, серая. Она опустилась на колени и стала вытирать. Вода на полу — холодная, с лепестками. Тряпка быстро намокала. Нина отжимала её, снова тёрла. Рядом суетились бабушки, кто-то подбирал цветы. А она стояла на коленях — в деловом костюме, с размазанной тушью — и вытирала пол. И плакала. Слёзы капали вниз, мешались с водой на плитах. Она не видела, что делает — глаза застилало. Но руки двигались сами, и на душе было... Тепло. Так тепло, как не было никогда. Она поняла вдруг — ясно, отчётливо, всем существом: вот. Вот где ей нужно быть. Здесь. На коленях. На полу, который пахнет ладаном и мокрыми лилиями. Это не стыдно. Не унизительно. Не старомодно. Это — дом. Она искала его всю жизнь. Бегала по судам, по кабинетам, по чужим людям, которые решали её судьбу. Искала справедливости, правды, защиты. А дом был здесь. Всегда был здесь. Просто она не знала дороги. — Дочка, хватит, мы сами. Старушка тронула её за плечо. Нина подняла голову. — Всё уже вытерли. Встань, простудишься. Она встала. Колени болели — каменный пол, не ковёр. Юбка измята, на чулках — мокрые пятна. Тушь, наверное, по всему лицу. Ей было всё равно. — Спасибо тебе, — сказала старушка. — Молодая, а не побрезговала. Другие-то стоят, смотрят... Нина хотела ответить — и не смогла. Горло перехватило. Она кивнула и отошла. Встала у стены, привалилась спиной к холодному камню. Служба продолжалась — хор пел, священник возглашал. Она не понимала слов. Но чувствовала — каждой клеткой, каждым нервом: она дома. После стольких месяцев бездомности, скитаний, одиночества — дома. Она стала приходить каждое воскресенье. Потом — по субботам тоже. Потом — на будничные службы, когда получалось. Сначала просто стояла. Слушала. Плакала — слёзы ещё долго лились сами, без причины. Потом научилась молиться — коряво, своими словами. Потом — по молитвослову. Суды продолжались. Грязь лилась. Виктор Павлович давал показания — одно враньё за другим. Адвокат разводил руками: сложно, очень сложно. Но Нина держалась. Не потому, что стала сильнее. Потому что перестала быть одна. Она приходила в храм — и чувствовала: здесь её ждут. Не люди — хотя и бабушки уже узнавали, кивали приветливо. Что-то другое. Кто-то другой. Тот, Кто видел всё. Знал правду. И не отвернулся. — Господи, — шептала она, стоя перед иконой. — Я не понимаю, зачем это всё. Не понимаю, почему со мной. Но верю, что Ты знаешь. И не бросишь. Ответа не было — слышимого. Но что-то внутри отзывалось. Тихое, тёплое, как свет свечи в темноте. Она не была одна. Процесс тянулся ещё два года. В конце концов — проиграла. Не оправдали. Не сняли обвинений. Просто — закрыли дело по срокам давности. Восемнадцать миллионов так и остались висеть — как долг, который она должна выплачивать. Каким-то чудом — не посадили. Условный срок, подписка. Нина вышла из здания суда в серый октябрьский день. Накрапывал дождь. Она стояла на ступенях и думала: вот. Всё кончено. Полтора года борьбы — и проиграла. Миллионы на мне. Как выплачивать — непонятно. Квартира под арестом. Работы нет. По всем меркам — катастрофа. А на душе — тихо. Не радостно — откуда радость? Но тихо. Спокойно. Так бывает, когда самое страшное уже случилось, и ты понял: можно жить дальше. Можно дышать. Она поймала себя на том, что улыбается. Не от счастья — от чего-то другого. От благодарности, что ли. Благодарности — за что? За эти миллионы? За предательство? За суды? Нет. За то, что они привели её сюда. В храм. К Богу. Домой. Если бы не эта катастрофа — она бы так и жила. Бегала по офисам, считала чужие деньги, думала, что всё под контролем. Что она сама — хозяйка своей жизни. А потом умерла бы — и что? Теперь она знала: есть что-то больше. Кто-то больше. Тот, Кто ждёт — даже когда ты сам не знаешь дороги. Вечером она пришла в храм. Службы не было — просто зашла. Постоять. Подышать этим воздухом, который стал ей роднее домашнего. У аналоя стояли свежие цветы. Другие — не те лилии, что разбились когда-то. Но такие же белые, такие же живые. Нина опустилась на колени. Не потому, что упала ваза. Просто — захотелось. Здесь, на этом полу, она когда-то нашла дорогу домой. Здесь, на коленях, поняла, что не одна. — Господи, — прошептала она. — Спасибо. За что — не уточняла. За всё. За боль, которая привела к Тебе. За слёзы, которые очистили душу. За разбитую вазу, за мокрую тряпку, за колени на холодном полу. За то, что Ты есть. Слёзы снова потекли — но уже другие. Тёплые. Благодарные. Она стояла на коленях и плакала. И улыбалась. Дома. Иногда Господь приводит нас к Себе странными путями. Через банкротство, предательство, суды. Через боль, которую невозможно вынести в одиночку. Мы бежим по жизни, думая, что справляемся сами. А потом падаем — и оказывается, что падать можно только на колени. И что на коленях — не стыдно. На коленях — дома. Эта женщина до сих пор не знает, как выплатит свой долг. Но знает другое: Тот, Кто привёл её в храм через разбитую вазу, не бросит и теперь. Ведь Он уже показал ей дорогу — когда она была совсем потеряна. Идею для рассказа нам прислала наша подписчица. © Сергий Вестник

— Простите, вы меня на постой не пустите? Я проживание отработаю — постучал Сергей в первый же попавшийся дом. Выглянул стaрый дед — Иди ужо отсюдова, прoходимец. Лазиют тут всякие -и захлопнул дверь. Во второй, в третьей ему тоже отказали. В четвёртой послали мaтом и спустили огромного пса. Тот оторвал у его куртки рукав наполовину. И так холод собачий, что зуб на зуб не попадает. Ещё и дыра новая появилась. — Видно судьба такая, пoмирать от мороза в незнакомой местности. Главное название деревни гостеприимное » Добрянка». А на самом деле » Грубиянка» — засмеялся вслух Сергей и укутавшись в тонкую куртенку, закрыл глаза. Он где-то слышал, что на морозе можно уснуть и не проснуться. Может это и к лучшему. Надоело, как собаке бездомной жить. Если бы его бывшие коллеги и друзья увидели сейчас Сергея, ужаснулись. Талантливый инженер с высшим образованием. Прекрасный семьянин. Любимая жена и лапочка дочка. Всё это было восемь лет назад. И квартира и семья. И родители. И Сергея и Лены. Но все это рухнуло в один миг. Одна банка грибов, купленная на рынке, погубила всю семью. Кроме него. Потому что он грибы с детства не любил. Может все бы и обошлось,если при первых же симптомах обратились к врачам, но все подумали, что подцепили, какой-то вирус. Неотложку вызвали только тогда, когда дочка вдруг упала в обморок. Бригада приехала хорошая, все расспросили досконально. Что пили, что если? Как про грибы услышали, увезли срочно в больницу. А Сергея, как назло дома не было. У них корпоратив за городом был. Он и ехал не хотел, но это было обязательно. Вроде тренинга для сплочения коллектива . Банька, бассейн, шашлыки, и многое другое. Сергей, как будто чувствовал, мало пил. В биллиард на интерес играл. Когда ему позвонили, он вызвал такси, которое ехало год, так ему показалось. Когда доехал, дочь, жена и тёща, были уже там где тихо и холодно. Остальные ушли в одну ночь, с разницей в несколько часов. Так Сергей остался совсем один. Друзья ему помогли. Собрали деньги, на услуги ритуальных услуг. Сергей почти ни на что не реагировал. Он пил. Много. Постепенно друзей заменили случайные собутыльники. Квартира превратилась в бомжатник. Всех разогнал новый знакомый Иван. Заставил его привести себя в порядок. Вызвал клининговую службу и предложил — Серёга, хватит тебе уже. Здесь все о семье напоминает. Продавай эту квартиру и купи себе поменьше. Зато может и жизнь нормализуется Сергей согласился. Иван привёл двух человек. Нотариуса и свидетеля сделки. При них показал всю сумму и даже сфотографировал, как Сергей берет эти деньги. Когда все ушли, Иван поставил бутылку на стол. — Что обмоем нашу сделку? — Сергей сказал — Да ты же сам мне говорил, что надо в завязку идти. А сам предлагаешь Иван натянуто засмеялся — Это святое дело. Сделку для успеха обязательно хоть глотком надо отметить. А то счастья не видать А потом. Сергей помнил, что выпил рюмку, другую. Опьянел быстро. Иван пил или нет, он не помнил. Но тех двоих он запомнил, они ему два ребра и копчик сломали. — Такова жизнь, Серёжа — с усмешкой сказал Иван, собирая деньги в свою сумку. Если бы не такие как ты лохи, пришлось бы в конторе штаны протирать. А забыл. На тебе пятихатку, завтра на похмел. Выкидывайте его отсюда ребята — и наклонился к Сергею — Судиться не советую. У меня там все слажено и улажено. Пока, лошок- и пропел — Пока на свете есть лошки, мы будем жить в достатке — Ну а потом увольнение с работы. Кто будет держать грязного, вонючего человека с вечным перегаром. Потом началась кочевая жизнь. Мусорные бачки, теплотрассы. А как-то услышал он одну историю. О том, как один мужик смог подняться со дна этого вечного болота. Как будто уехал в деревню дальнюю. Попросился на постой к старикам одиноким, помогал им. Работу нашёл. Жену среди местных. Сейчас свиней держит и мясо продаёт. Быль это была или сказка, но Сергей решил попробовать. Вышел на трассу. Долго стоял, никто не останавливался. Видок то у него ещё тот был. Пока старичок на старом Запорожце не довёз. Сергей сам попросил его остановится, когда увидел название деревни. Думал, что судьба, а оказалось, что ты на этом свете никому не нужен. — Эй мужик, просыпайся. Господи, замёрз уже что-ли? Немудренно в такой одежонке — тряс его кто-то за плечо. Он застонал и попробовал открыть залепленные инеем глаза. Перед ним на корточках сидела женщина в тулупе и шали. — Слава Богу, живой. А ну вставай? Не можешь? Ноги не гнутся? Сейчас подожди. Только не засыпай больше — и она быстро пошла, скрипя валенками. Сергей старался, правда. Но сон снова стал наползать на него как тёплое одеяло. — Да помоги ты мне, Господи. Хоть чуток шевелись — услышал он и как будто потерял связь с реальностью. Только тряску саней помнил и запах водки, которой его растирали. Понемногу становилось все теплее, потом вообще жарко и он уснул. Проснулся утром, лежит в незнакомом доме, на диване, накрытый двумя одеялами. В комнату зашла пухленькая женщина — Проснулся? Вот хорошо. Ещё бы немного и замёрз бы до cмерти. Хорошо, что баба Люба в магазин зашла и стала говорить, что мужик по деревне ходит и на постой просится. Я сразу магазин на замок, продавцом работаю, и тебя искать пошла. Еле нашла. Как сугроб уже был, по воротнику только и заметила — — Вот ведь люди стали. Видят же, что человеку деваться некуда, так хоть бы кружку чая дали — приговаривала она, поя его с ложки бульоном — А с другой стороны, вдруг ты вoр или ещё хуже. Повезло тебе, я бесстрашная. Ну ничего, встанешь на ноги, все расскажешь, а сейчас спи. Тебе силы нужны — Через месяц затяжной простуды, Сергей встал с постели. Даша обрадовалась — Ну слава Богу, оклемался. Что дальше делать думаешь? Он беспомощно развёл руками — Не знаю, Даш. Я никому не нужен в этой жизни. Меня никто не ищет, не ждёт. Если бы не ты, давно на том свете был. Спасибо тебе огромное — и поцеловал ей руку. Даша зарделась, как маков цвет. — Ну вы прямо совсем. Руки целовать. Не я бы, другой помог — Сергей покачал головой — Нет, это ты мой ангел — хранитель — сказал Сергей. — Ну раз я твой ангел, живи у меня. Помогать мне будешь. И дома по хозяйству и на работе. Согласен? — Сергей кивнул, ему было комфортно в этом небольшом домике, но смущённо сказал — Я согласен. Но признаюсь честно, ничего не умею. Даже дров поколоть — Даша залихватски тряхнула косой — Научим всему. Главное, чтобы руки и ноги на месте были. Ты кто по специальности? — Сергей сел и жестом попросил её присесть рядом — Я инженер. Чтобы не было между нами недомолвок, я тебе расскажу, как попал сюда и почему Даша заплакала, когда он закончил рассказ — Боже мой, сколько же на тебя навалилось. Но ничего, время лeчит и расставляет все на свои места Сергей прожил у Даши полтора года, прежде чем сделал ей предложение. А после скромной свадьбы, она подарила ему дочь. Сергею иногда казалось, что она похожа на всех сразу. И на его маму, его дочь Юленьку. Но характер явно Дашин. Сколько живности подбитой она приносила в дом, не сосчитать. Лeчили всем семейством и отпускали на волю. А однажды, глядя, как подбитый мальчишками воробей взмыл в небо, Даша шепнула Сергею — А вот тебя я бы в жизнь никуда бы не отпустила Он поцеловал её в макушку — А я бы никуда бы и не ушёл. Разве от ангелов уходят? Автор: «Наташкины истории»