Таежный охотник Семён Номоконов — уроженец Забайкалья, родившийся в 1900 году среди лесов и хребтов — оказался легендой советских снайперов вовсе не по плану: с ружьём он освоился ещё в семь лет, из поколения охотников вынес практику терпеливого выслеживания и меткой стрельбы, да и по-русски говорил слабо, зато «язык оружия» понимал превосходно;

в мирное время он отмечал трофеи зарубками на трубе, а когда в 1941-м звери стали двуногими, судьба привела его на фронт сначала на кухню, затем санитаром, и лишь случай — моментальный захват винтовки, когда в одной из осенних вылазок он, вынося раненого, заметил прицелившегося немца и тут же поразил его — сделал из простой руки меткого стрелка, после чего командование перевело его в снайперский взвод. Немцы окрестили его «таежным шаманом» не случайно: он ходил в броднях из конского волоса, которые глушили шаг, учил провоцировать врага — подвешивал каски на верёвках, дергал за них, брал с собой стекляшки для бликов, мастерски маскировался так, что порой и свои не могли его отыскать, умел сливаться с мхами холмов, с вёрстыми полями и даже однажды с годным домовым трубом в Кёнигсберге весной 1945 года; к тому же, сначала он стрелял на простой трёхлинейке без оптики, лишь в 1942 году взял «Мосинку» с прицелом, и всегда надевал повязку на зажмуренный глаз, чтобы меньше уставать при длительном выцеливании. К весне 1942-го за его плечами было уже 151 подтверждённая цель, он же одновременно готовил стрелков: за полгода Номоконов обучил восемнадцать снайперов, суммарно уничтоживших ещё 185 человек — за что старший сержант получил орден Ленина; один из лучших его учеников, земляк Тогон Санжиев, которого он знал с довоенных времён и которого тот называл ага (по-бурятски «отец»), вместе с ним творил настоящую легенду — на двоих они за полгода уничтожили около трёхсот фашистов, о них писали в газетах, а поэт Матусовский посвятил им поэму. 26 июня 1942 года под Старой Руссой Санжиев был смертельно ранен; вынося умирающего товарища, Номоконов поклялся отомстить и три дня с лишним не слезал с прицела, пока наконец не поразил вражеского снайпера. Трубка — постоянный спутник и счётчик его побед: на ней черточкой отмечал простого солдата, крестиком — офицера, а особым знаком — убитого генерала; он объяснял выбор предмета просто — на казённой винтовке за такие зарубки могли докопаться и отнять оружие, трубу же не изымут. Трубка прошла с ним Валдай и Карелию, Украину и Венгрию, Литву и Восточную Пруссию, а затем и войну с Японией; за четыре года войны количество его отметин росло до 368 — по одной версии это 360 немцев и 8 японцев, по другой — 360 немцев и 15 японцев, — и в разных сводках фигурируют и 367, и 368 убитых, причём среди них упоминается и немецкий генерал; за боевые заслуги он получил также орден Красной Звезды, а когда в августе 1945-го воевал с японцами, его дом находился недалеко от зон боёв в Монголии и Китае и даже сам фронтовой генерал Кушнаренко подарил ему винтовку, лошадь и свободу пересечения границ. Вернувшись после войны в родные леса, Семён продолжил привычную жизнь: охота, трутень трубки и хребты вокруг; он имел огромную семью — девять детей и около тридцати внуков — и вместе с родственниками отвечал на письма от поклонников со всего Союза и из-за границы; когда одна женщина из ФРГ, у которой под Ленинградом погиб сын, спросила, мол, молился ли он за своих жертв, Номоконов ответил прямо и резко: если бы вы своими глазами видели, что натворили ваши сыновья в Ленинграде, вы бы их прокляли.
История в моментах