Наконец всё разрешилось. Без истерических криков, о которых я знаю
понаслышке. Без выяснения отношений и сопутствующих оскорблений, унижений и тому подобных эксцессов, когда муж пришёл после очередной трёхдневной отлучки и, немного смущаясь, сказал, что уходит к другой. Наоборот, после его слов на меня снизошла невероятная лёгкость, словно тяжёлый булыжник скатился с моих плеч и покатился, покатился куда-то, да так далеко... Впрочем, мне и неинтересно даже знать куда. И когда он озвучил своё решение, я явно ощутила, как выпрямляется моя спина, освобождаясь от груза. Ещё бы! Столько лет нести на себе тяжесть, спрессованную из нелюбви к нему, взаимного раздражения и неудовлетворённости от сложившейся семейной жизни, поневоле будешь клониться к земле.
В случившемся я никого не виню. Мне давно надо было проявить инициативу, смелость, в конце концов. Всегда найдётся какое-то «Но». И у меня таких оправданий собственных неудач собралось множество. Первое из них и, наверное, основное, это то, что родители выбрали для меня не то имя. А как говорится, «какое название присвоишь кораблю, так он и поплывёт». Пословица, конечно, пословицей. Но она действует не только как речевое украшение и убеждение, но и несёт в себе определённый смысл. Поэтому, прежде чем дать название кораблю, сначала необходимо определиться с маршрутом. И немаловажный фактор, какая рядом с тобой будет команда. А то, возможно, лучше и в море не выходить.
Мои родители тридцать четыре года назад, не разбираясь долго в значениях имён и не думая о пословицах, назвали свою новорождённую дочь Алевтиной. Оно им просто понравилось. Показалось основательным и красивым. Правда, родилась я недоношенной, маленькой, если не сказать малюсенькой, слабенькой и болезненной. И поэтому все без исключения звали меня просто и коротко Аля. Ни у кого не поворачивался язык называть это крошечное создание таким солидным именем. Только для нашего соседского мальчишки Пашки я всегда была Лялькой. Почему Лялька? А я не противилась. Кстати, моё имя произошло, по некоторым версиям от мужского имени Валентин, что значит сильный, здоровый. Такие же качества приписывают и имени Алевтина, это я вычитала в одних источниках. В других - оно несёт в себе угрожающее значение: отражать, отбивать, отнять, отрезать. Когда я прочла об этом, то долго не могла успокоиться.
Почему? Почему я совершенно полная противоположность своему имени? Почему мне не досталась хотя бы половина его силы хотя бы треть? На самом деле я слабая. Я не могу противостоять злу. А что значит отражать, отбивать, отнять, отрезать? Это всё должна была делать я! А по жизни эти чудовищные действия производят со мной. Зачем? Зачем меня назвали таким сильным именем, если оно не соответствует моим физическим и моральным потребностям? Для того чтобы я постоянно сомневалась в себе? Когда папа был жив, сам постоянно называл меня то прекрасной розочкой, то чудесной лилией. Вот так и назвали бы, соответственно виду. Назвали бы меня Розой или Лилией, Маргаритой, в крайнем случае, тогда жизнь моя была бы, возможно, похожа на цветущий розарий. А сейчас даже на маленькую клумбу не тянет. Так что моё имя не соответствовало внутреннему содержанию. А значит, мой корабль под названием «Жизнь» плыл не туда и тем более не с тем, с кем надо.
Ещё одно препятствие к семейному счастью тоже касается имени. Только не моего. Дело всё в Пашке. Не в этом, который делает мне предновогодний подарок, собирая свои вещи и улепётывая к другой, которая сейчас бегает вокруг машины, чтобы не окоченеть, нервно поглядывая на наши окна на первом этаже. А в Павлике, который жил в нашей хрущёвке этажём выше. После окончания школы его родители продали квартиру и укатили в Москву. Паше надо было учиться в институте, которого в нашем городе не наблюдалось, впрочем, как и других. Пашка, Пашка! Где ты сейчас? Как сложилась твоя жизнь? Надеюсь, не так, как моя. Я стала несчастной по дурости. Если бы не мои родители, я бы так и не вышла замуж. Потому что любила одного тебя. Столько лет прошло. Я-то была в него влюблена, а он? Он был на три года старше меня. Чего уж там теперь вспоминать. Наверняка у него в Москве жена, дети. И делать ему в нашем захолустье совсем нечего.
Как бы я себя не успокаивала, образ Павла всегда преследовал меня. Я жила счастливыми воспоминаниями.Тогда мы вместе посещали открывшуюся в нашем городке студию бальных танцев. Он посещал студию по настоянию своей мамы, которая и обучала нас вальсам, румбам, отвлекая сына от занятий каратэ и бокса. А я пришла в студию сама, хитро рассчитав, что бальные танцы посещали только девочки, мальчишки стеснялись. Им были ближе другие забавы, а Паша был партнёром сразу для всех девчонок. Все становились с ним в пару по очереди. И когда Павел подходил ко мне, я трепетала, как лист на ветке, и лицо моё становилось бардовым от смущения.
Муж всё что-то искал, складывая вещи в большой дорожный чемодан. Попутно задавал вопросы, на которые я отвечала невпопад, потому что впала в какую-то сладостную нирвану. Такое случается, когда ты ждёшь исхода важного вопроса. Знаешь, что он обязательно свершится, только мешают обстоятельства. А потом вдруг всё разрешается быстро и безболезненно. Без всяких сомнений, оскорблений, выяснений, делений и ещё разных долгих и неприятных мгновений.
– Чудесный вечер. Осталось несколько часов до праздника, – извиняясь, сказал Павел, рассчитывая на мой ответ и продолжение разговора, но я молчала, тогда он продолжил, – после праздников сходим в ЗАГС?
– Зачем? – испуганно спросила я, но вскоре с улыбкой ответила, – да, конечно.
– Ты действительно с прибабахом, – с удивлением глядя на меня, охарактеризовал он моё состояние, – дурочка, что ещё сказать? От неё муж уходит, а она никаких мер не принимает.
Мои глаза сияли радостью от того что Новый год начнётся для меня с новой страницы жизни.
– Паша, обещаю, после встречи Нового года приму все меры по улучшению собственной жизни.
Почему-то мои слова обидели Павла.
– Ты никогда не любила меня, – сказал он, опустив голову.
Что я должна была сказать? Что вышла за него замуж только потому, что он носит имя моего любимого человека? Вот оно, ещё одно обстоятельство не сложившихся наших с мужем счастливых отношений. И в этом полностью моя вина. Сознаюсь и каюсь. Ну, греет твоё сердце имя любимого мужчины и ладно. Зачем же замуж надо было выходить?
А всё родители со своими переживаниями и рассказами-страшилками о старых девах и всякой другой чуши. Хороший мальчик их добрых знакомых. Хороший, но не любимый. Не любила в нём всё, кроме имени.
Я давно догадывалась, что у мужа кто-то появился. Когда я рассказала о своих подозрениях подруге Светлане, мы с ней работаем в одном отделе на нашем единственном затухающем комбинате, она удивилась моему спокойному отношению к случившемуся.
Тогда Света "обласкала" меня, нежно, но конкретно назвав дурой, и объяснила, что во мне живёт не любовь к тому Паше, а память о первой детской привязанности, которую любовью назвать никак нельзя. А чтобы появилась другая, зрелая, настоящая любовь, надо ходить на всякие мероприятия, общаться, знакомиться, флиртовать, в конце концов.
– Ты же не Ассоль, а всё ждёшь своего капитана Грея. Он уже галопом по Европам, а ты вся в мечтах.
Может, правда, как говорит Света, несчастливая я по своей глупости. Да и с чего мне быть счастливой. Родители умерли. Мало того, что рано, хотя, когда смерть приходит вовремя. Да ещё почти вместе. Сначала ушёл папа, следом за ним мама, оставив меня одну с нелюбимым мужем. С дачей, которую надо срочно ремонтировать, а мне не то что ремонтировать, но и ездить туда не хочется. Одной что мне там делать? А Паша, который муж отнекивался. Выходные у него всегда были заняты дополнительной работой. Но я понимала, какой работой.
Когда за Павлом закрылась дверь, я не стала радостно звонить Свете, чтобы услышать её мнение о моих последних событиях. Приготовив крепкий кофе, стоя у окна, я баловала себя любимым напитком, наслаждаясь его ароматом, и любовалась чудесным снежным пейзажем. Хорошо, что конец декабря оказался снежным. Раньше, в детстве, мы выбегали после боя курантов на улицу и с соседскими детьми и их родителями запускали петарды, бросались снежками, лепили снеговиков. А заводилой наших шалостей всегда был Павлик.
Так, с приятными воспоминаниями, я стала разбирать разные вкусности, рассчитывая встретить Новый год одна свободной и счастливой. Правда, могла бы объединиться с любимым коллективом, который новогоднюю ночь будет встречать в офисе. Корпоратив устраивает новый директор комбината. Его к нам прислали совсем недавно. Высокий, непонятного возраста дядечка с бородой и усами. В мешковатом свободном свитере, он совсем не походил на директора перспективного когда-то, но всё ещё большого комбината. Мне пришлось его видеть один лишь раз, когда он вбежал в наш офис знакомиться. Я оказалась ближе всех к нему. Он протянул свою ладонь-лопату и так стиснул мою ладонь в рукопожатии, что я вскрикнула, а он даже не извинился. Поэтому участвовать в этом мероприятии, которое собрали по его инициативе, мне совсем не хотелось.
– Молодёжь будет много пить, горланить современные песни с бессмысленными текстами, танцевать под ненормальную музыку, дёрганные дурацкие танцы, – говорила я Свете, которая звонила мне, уговаривая посетить это сборище.
– Ой, а ты прям старуха, я не могу. Слышать ничего не хочу, собирайся. Скоро Новый год, а ты без макияжа.
Меня удивило то, что она совершенно спокойно восприняла уход моего мужа, а отказ от совместной встречи Нового года в коллективе её опечалил. Я сидела на кухонном диване, вытянув усталые ноги, прикрыв глаза. Вспомнилось наше выступление с Пашкой на конкурсе бальных танцев. Мне казалось, что это были самые счастливые годы в моей жизни. Какое это было счастье кружиться в красивом платье, в специальных туфельках в паре с Павликом. Выше меня на две головы, умело вальсирующий Пашка казался мне самым красивым в школе. Да что там, в школе, во всём нашем городке.
– Раз, два, три! Раз, два, три! – я встала и, представив, как Павел держит меня одной рукой за талию, другой еле касается моего плеча, отсчитывая такт, закружилась по комнате.
Оказавшись у пианино, пальцы сами забегали по клавишам, наигрывая Сентиментальный вальс Чайковского. Последний вальс, который мы танцевали вместе с Пашей. Я закрыла глаза и представила себя кружащейся с ним по школьному залу. Как тогда я была влюблена в него!
Сильный стук по батарее вывел меня из приятных воспоминаний. Но больше меня удивило то, что он вывел меня из себя. Конечно, слышимость в наших «хрущёвках» не для любителей классической музыки. Я с возрастом очень редко сажусь за фоно, больше слушаю любимые произведения через наушники. Все соседи и по дому, и по подъезду, с которыми мы живём с самого моего рождения, к моим музыкальным упражнениям всегда относились и относятся лояльно. Кроме соседей из квартиры, в которой раньше жила семья Паши.
Такая неприязнь к любому классическому шуму появилась у них совсем недавно. Пашины родители перед отъездом продали квартиру приятной пожилой женщине. Вернее купил квартиру её сын, который часто навещал свою мать. Он был моряк, капитан какого-то ранга, я в этом совсем не разбираюсь. Когда ходил в походы, был нужен семье и дочери. Выйдя по здоровью на берег, стал семье не нужен, даже со своей пенсией. Оставив всё жене и дочери, он приехал доживать, как говорил, к матери, чему старушка была очень рада. Так они и жили спокойно и счастливо и мы с остальными соседями в тишине, покое и дружбе. Но прошло время, и в квартиру к соседям явилась не очень трезвая дочь дяди Миши.
Пожаловавшись на тяжёлую жизнь: мать умерла, и чтобы похоронить её достойно, пришлось продать квартиру, а на остатки купить маленькую комнату, из которой её вскоре выгнали настоящие жильцы, потому что проклятые мошенники-риелторы её надурили. Приютив в своей маленькой двухкомнатной квартирке бедную и несчастную девочку, которая вскоре долго и шумно, за деньги отца и бабушки праздновала своё сорокалетие, созвав в квартиру откуда-то появившихся новых друзей, жизнь в нашем доме красочно преобразилась. Вскоре Алёна Павловна, не выдержав такой бурной жизни, устроенной внучкой, умерла. А дядю Мишу было жалко всем, кто его знал.
Он изменился до неузнаваемости. Его часто можно было видеть одиноко сидящим на скамейке перед подъездом, одетым в какие-то несусветные вещи с чужого плеча, обросшего и неухоженного. Все помогали соседу, чем могли. Я его зазывала к нам и давала возможность помыться в ванной, переодеться в чистое папино бельё, которое лежало в старом чемодане. Естественно, кормила и клала его спать. Но когда приходил мой муж Павел, дядя Миша, чувствуя его неприязнь, быстро собирался и уходил в неизвестном направлении. Пережив очередной скандал, я всегда думала, нет, я была уверена, что вот мой Паша так бы никогда не поступил.
Услышав стуки по батарее, меня взяла такая злость, что я со всей силы стала бить по клавишам. Чайковский этого не пережил бы. Но дяди Мишина Даша, перекричав мой «Сентиментальный вальс» заорала во всё горло:
– Рюмка водки на столе!!! Слышь, играй нормальную музыку! Достала!
Нормальную музыку, в понятии Дашки и её собутыльников я играть не умею. Но, чтобы не доставать других мирных жителей нашего дома, я вернулась в кухню. Странно, освобождение от лишних булыжников в душе сделало меня лёгкой на подъём и очень смелой против хамства пьяной тётки. Вдруг справедливое решение так поглотило мой разум, что сказав самой себе: Я её сейчас убью! Я схватила скалку и взлетела на второй этаж.
Ногой (о Боже)! Открыв и без того открытую дверь, я увидела немую сцену, напоминающую «к нам приехал ревизор». Забулдыги, уже по несколько раз проводившие старый год и встретившие ещё не наступивший новый год, застыли, удивлённо глядя на меня, держащую в руке, как саблю, деревянную скалку.
Я не говорила, я не просила эту публику угомониться, я с решимостью в голосе пообещала, что каждый из них в новогоднюю ночь окажется в реанимации нашей единственной больницы, где все врачи по традиции будут тоже отмечать всеми любимый праздник.
– Убью! – громко заявила я и ударила скалкой по столу, чуть не лишив сознания присутствующих, так как попала, жаль, по пустой бутылке.
– Алька? – отошла от стопора Даша, – ты что ли?
– Я тебе не Алька, а Алевтина! – грозно ответила я ей.
– Ничего себе. Надо же, Алевтина, а я и не знала.
– Где дядя Миша? – прямо угрожающе спросила я у ещё ничего не понимающей Дашки.
– Кто? Папаня? А я откуда знаю. Я его сама чё-то давно не видела.
– С тобой, красавица, я ещё поговорю! – погрозила я ей своим оружием.
– Слышали? Красавица! Надо выпить за это, только тихо, у людей праздник, – под пьяный трёп, полная решимости и смелости, я спустилась в свою квартиру.
– Вот тебе и имя моё раскрылось своими определениями, – подумала я.
Через три часа Новый год. Не включая свет, я смотрела на медленно летящие снежинки за окном, на пустой двор, откуда доносился негромкий и какой-то жалобный лай собаки. Странный, сгорбленный мужчина подошёл к скамейке, тяжело сел и закрыл обросшее щетиной лицо ладонями. Его плечи вздрагивали, может, от холода, а может от слёз? У его ног ластилась лохматая собака.
Она наверняка была такой же старой, как и её хозяин. Старик ласково потрепал собаку, встал и поднял голову вверх, глядя на окна, откуда дружным пьяным хором доносилась песнь о всё ещё недопитой рюмке водки, которая на столе. Я узнала. Это был дядя Миша. Мне стало стыдно за себя. Я ни разу не вспомнила о нём, не подумала, где может быть этот человек. Как ему можно помочь, предоставив своим невмешательством выжить пожилого человека из собственной квартиры существом, которая измучила не только своего отца, но и всех вокруг. А дядя Миша, медленно шаркая по снегу больными ногами, покидал наш двор.
Не сообразив включить свет, я постучала в окно. Он остановился и, никого не увидев, двинулся дальше. Я распахнула окно настежь и громко позвала его.
– Дядя Миша, зайдите ко мне!
– Нет, нет, дочка, не переживай, закрой окно, простудишься.
– Если вы сейчас не зайдёте, я выбегу на улицу и тогда точно заболею.
Дядя Миша потоптался на месте и медленно подошёл к моему окну. Собака сначала поковыляла за ним и, сделав несколько неспешных шагов, остановилась в неуверенности, не надеясь, что её новый хозяин заберёт с собой.
– Аленька, зачем? Сейчас праздник, а из-за меня у тебя опять скандал с мужем получится. Ты не переживай за нас.
– Не будет никакого скандала, и мужа у меня больше нет. Будем встречать Новый год вместе. Давайте, заходите, у меня остались ещё папины вещи, да и вкуснятины полный холодильник.
Старик смущённо переминался с ноги на ногу.
– И друга своего берите, только купать его будете сами.
На улице было темно. Мне показалось, что одна звезда решила пробиться через снежные облака, чтобы, падая, зажечь своим светом счастья глаза старика.
А собаки вообще умные существа. Они делают вид, что не понимают людских разговоров, но на самом деле они всё чувствуют и ведут себя иногда тактичней людей.
Старик не успел повернуться к своему другу, как она, только что трясущаяся от холода или от страха остаться одной, завиляла хвостом и просто кинулась на руки дяди Миши. Пока мои гости приводили себя в порядок в ванной. Я успела привести в порядок себя. С удовольствием и удачно наложила макияж, обрадовало, что укладка получилась сразу такой, как я хотела. Ещё больше порадовало, что вечернее платье, долго висевшее в шкафу, и туфельки, купленные именно под него, пришлись в самый раз. Я накрывала на стол, когда из ванны вышли помолодевший дядя Миша и чистая, но мокрая его подруга.
Не успела я сделать ему комплимент, как кто-то позвонил в дверь. Мы переглянулись с дядей Мишей, явно подумав одинаково, что наверняка нас вычислила Дашка, и наступил конец нашему празднику. Но за дверью стоял молодой человек в деловом костюме.
– Мне необходимо доставить вас в офис, где будет проводиться торжественный вечер по случаю…
– Вы в своём уме? Это что ещё за новые порядки? У меня что, семьи нет? У меня гости, в конце концов, – затараторила я.
Молодой человек не стал дослушивать мою тираду.
– После официальной части, если вы не захотите остаться, я привезу вас назад.
Дядя Миша уговорил меня не переживать за них с подругой, и я, скрепя сердце, села в шикарный автомобиль.
– Это что, за всеми вы ездили и каждого доставляли на праздник таким образом? Или я чего-то не знаю?
– Я ничего не знаю. Моё дело маленькое, сказали привезти, я вас везу.
Так, в полном недоумении и нежелании встречать Новый год в шумной пьяной компании, я оказалась в украшенном шариками и снежинками зале. Я обратила внимание, что все участники празднества стояли вокруг места, освобождённого для танцев. Как только за моей спиной закрылась дверь, в зале погас свет. Я опешила, не зная, что делать и не понимая, зачем меня сюда привезли.
И вдруг зазвучал мой любимый «Сентиментальный вальс». При первых завораживающих звуках пьесы, всеми огнями засверкала ёлка. В полутьме мигающих огней я увидела перед собой…
Да!!! Да!!! Это был Паша. Я должна была от неожиданности упасть в обморок. Но уже во второй раз моё имя не подвело и показало свою силу. Я не упала. Он, облачённый во фрак, наклоном головы пригласил меня на танец, и мы молча закружились под любимые звуки Чайковского, как когда-то в детстве. Я молча смотрела на Пашку и боялась, что с окончанием музыки всё исчезнет вместе с ним.
Вальс закончился под аплодисменты наблюдающих за нами сослуживцев. Зажегся большой свет, Пашка не исчез. Он притянул меня к себе и тихо сказал на ухо.
– Лёлька, теперь я твой начальник и ты всегда будешь слушаться меня.
– Я согласна, – ответила я, не задумываясь.
***
А знаете? Я не жалею, что Пашка стал моим начальником. Я беспрекословно, как солдатик, выполняю все его просьбы-приказы. Вот сказал он оставить дядю Мишу в моей квартире, а мне переехать в его дом, правда, в качестве законной жены. Я так и сделала. Сказал, чтобы родила сына, а потом дочь, какие вопросы! Я ему сразу родила двойню. Как просил, дочку и сыночка.
Даже Дашка теперь слушается его команд. Пить бросила, работает на нашем комбинате и за отцом ухаживает.
Так что исчезли из моей жизни ненужные отступления в виде всяких «но». Теперь я знаю точно, пословица пословицей, но если углубиться в её значение, полистать странички справочника, то станет ясно, что эта пословица как бы сказать «фигура речи». А на самом деле она имеет совсем другой смысл.
И смысл её таков: Неважно, какое название дали твоему кораблю, сначала определись с маршрутом, командой. А главное с капитаном. А то, возможно, лучше и в море не выходить.