История и археология Руси и соседей

Колымский шерстистый носорог, найденный в 2007 году в северо-восточной Сибири. Датируемый возрастом около 39 000 лет, он стал одним из самых хорошо сохранившихся экземпляров своего вида: нетронутые желудок, кишечник и их содержимое дают уникальный взгляд на его жизнь и последние часы. Когда-то шерстистые носороги были обычны в Европе и Азии Ледникового периода. Их образы сохранились и в пещерном искусстве- например, в Шове во Франции, где древние художники поразительно точно передавали эти массивные силуэты.

Антропологические измерения костных останков из могильников Древней Новгородчины позволили определить этническую историю этого региона. До XIII века основу местного субстрата составляли балты (в основном ятвяги, пруссы и селы) и отчасти западные славяне. С XIII века начинается активная метисация новгородцев с финскими племенами. Тогда же сюда устремляется и славянское население с Юго-Востока, спасаясь от татаро-монгольского нашествия. До начала XII века викинги (скандинавы) - это знать Новгорода, затем они растворяются в местном этносе. Об этом пишет Серафима Санкина, сотрудник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого «Кунсткамера» РАН, в своей работе «Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным антропологии». Я же обнаружил ещё один важный факт: «По результатам измерений длинных костей вычислялась длина тела. У мужчин-норманнов Новгорода она составила 172,6 см. Эти цифры характеризуют группу как весьма высокорослую. Для сравнения: длина тела современных русских с той же территории и сопредельных с ней районов - 166 см (во времена раскопок - в 1960-е годы – Т.). Т.е. новгородские мужчины в 1960-е годы были почти на 7 см ниже, чем новгородские викинги XI века. Но это неудивительно: в воины, которыми и были скандинавы, отбирали крупных мужчин. Посмотрел, какой был рост у крестьян в то время. В центральной части Франции – 154 см, и это в местности с хорошими природными условиями. Представляю, какими гигантами казались крестьянам те же викинги, что были, как мы видим, почти на 20 см выше их ростом. Сейчас средний рост мужчины в России 176 см – это как если бы встретили натренированных воинов ростом 195 см, чтобы был понятен контраст. т.г Толкователь

Сургутские археологи на раскопках в Салехарде обнаружили богатый могильник возрастом около 5 тысяч лет Могильный комплекс включает более 15 погребений эпохи энеолита с древнейшими медными украшениями. В могильнике обнаружены предметы, которые могут понадобиться умершим в загробной жизни – древнейшие медные изделия и драгоценности на севере Западной Сибири. Подробности сообщает телеграм-канал «Ямал официально». Подчеркнем, что это первая подобная находка на Полярном круге. «Ритуалы захоронения весьма необычны: одних умерших завернули в бересту, других поместили в лодку. Ямы глубиной до двух метров копали ступенями, как обратный зиккурат, стены укрепляли досками и красили охрой. Сверху делали деревянный настил, умерших тоже покрывали охрой. Над захоронением насыпали курган, на него ставили перевёрнутый сосуд. На некоторых сооружениях видны следы огня. Есть предположение, что их поджигали, прежде чем окончательно закопать. В погребениях найдены предметы для загробной жизни. Среди прочего — трапецевидная подвеска и фрагменты медной пластины – редкие и ценные украшения, указывающие на высокий статус их владельцев», – говорится в сообщении. Погребальный комплекс эпохи энеолита (переходный период от неолита к бронзовому веку) находится в районе Обдорского острога. Ранее мы рассказывали, что сургутяне нашли фрагмент древней крепости — основание тыновой стены острога. «Это первая в истории археологии достоверная находка медных изделий на Севере, причём на Полярном круге. Нигде в мире в северных и, тем более, арктических регионах нет медных изделий возрастом 5000 лет», – приводит мнение руководителя раскопок Олега Кардаша Служба охраны памятников Ямала.

Вороватая рука империи: куда делись миллионы Александра Меншикова? История Александра Даниловича Меншикова — это головокружительный взлет из грязи в князи, великие победы, дворцовые интриги и, конечно, деньги. Очень много денег. Его называли «полудержавным властелином», и это не было преувеличением. Бывший торговец пирожками стал вторым человеком в государстве, правой рукой Петра Великого и, пожалуй, самым талантливым казнокрадом в истории России. Петр I прекрасно знал о грешках своего любимца. Когда умер его наставник Франц Лефорт, царь с горечью произнес: «Осталась у меня только одна рука, да и та вороватая». Эту «вороватую руку» он не раз воспитывал дубинкой, штрафовал на сотни тысяч, грозил плахой, но неизменно прощал. Почему? Потому что Меншиков был не только казнокрадом, но и толковым администратором и бесстрашным воином. Пока другие бояре чесали бороды, Александр Данилович строил корабли, возводил города (он был бессменным губернатором Санкт-Петербурга с момента его основания) и выигрывал сражения. Он воровал с таким же размахом, с каким служил Отечеству. Казалось, он искренне не видел разницы между своим карманом и государственной казной — ведь они оба работали на величие России. К концу карьеры состояние «светлейшего князя» достигло неслыханных масштабов. Ему принадлежали целые города (Ораниенбаум, Батурин, Ямбург), сотни деревень и около ста тысяч крепостных душ. Но Меншиков не был бы собой, если бы не стал первым настоящим предпринимателем во власти. Кирпичные заводы, парусные мануфактуры, добыча соли, рыбные промыслы на Белом море и Каспии — его бизнес-империя охватывала всю страну. Он поставлял государству всё: от провианта до стройматериалов, естественно, не забывая о собственной выгоде. Его тяга к роскоши была известна всем. Опись гардероба князя занимала более 70 страниц: там значилось около 80 комплектов кафтанов, украшенных золотом и драгоценными камнями. Меншиков обожал пускать пыль в глаза: он первым надел парик, завел личный оркестр и выстроил дворец, который по убранству затмевал царские покои. В описи конфискованного имущества числились тысячи предметов из серебра и золота, вплоть до такой пикантной детали, как серебряный ночной горшок («уринник»). Понимаете, да, откуда пошли все эти золотые батоны и унитазы? Но самое интересное хранилось не в сундуках, а в ценных бумагах. Меншиков стал пионером в деле вывода капиталов за рубеж. По разным оценкам, на счетах в банках Амстердама, Лондона и Венеции у него лежало от 5 до 9 миллионов рублей. Для понимания масштаба: годовой бюджет всей Российской империи тогда составлял около 8 миллионов. То есть один человек фактически владел вторым бюджетом страны, спрятанным в европейских офшорах. Все рухнуло в одночасье летом 1727 года. Меншиков, который фактически правил страной при Екатерине I и юном Петре II, внезапно заболел. Пока «полудержавный властелин» лежал в горячке, его враги — князья Долгоруковы — лихо взяли в оборот мальчика-императора. Петр II, которого Меншиков планировал женить на своей дочери Марии, возненавидел навязанного опекуна. Когда князь выздоровел, было уже поздно. Его обвинили в государственной измене и казнокрадстве. У Меншикова отобрали всё: ордена, титулы, поместья, даже личные вещи. Семья, привыкшая есть с золота, отправилась в далекий сибирский Березов, имея лишь пару тулупов и медную посуду. Великий комбинатор умер в ссылке в 1729 году, построив своими руками простую деревянную церковь — в этом было его последнее покаяние. После смерти Данилыча остался открытым главный вопрос: где деньги? Русская казна конфисковала всё, до чего смогла дотянуться внутри страны (на 1,5 миллиона рублей только драгоценностей), но европейские банкиры отказались выдать вклады российскому правительству, заявив, что деньги принадлежат только вкладчику или его законным наследникам. Вернуть капиталы на родину удалось только при императрице Анне Иоанновне, и вот как это случилось. Чтобы получить доступ к замороженным миллионам, нужно было легализовать наследников. И тогда фаворит императрицы, Эрнст Бирон, придумал идею. Младшую дочь Меншикова, Александру (старшая, Мария, умерла в ссылке), вернули из Сибири и выдали замуж за брата фаворита — Густава Бирона. Сын князя, Александр, получил офицерский чин. В обмен на свободу и возвращение в высший свет наследники подписали все необходимые для банкиров бумаги. Деньги вернулись в Россию. Правда, детям Меншикова досталась лишь малая часть — около полумиллиона рублей (что тоже было огромной суммой, позволившей сыну жить безбедно). Львиная доля «вороватых миллионов» осела в карманах новых фаворитов — Биронов — и пополнила казну императрицы. Lace Wars | Историк Александр Свистунов

6 декабря 1240 - После долгой осады монголо-татарские войска ворвались в Киев. В 1239 году армия хана Батыя предприняла новый поход на Русь. До этого монголы разбили основные силы Владимиро-Суздальской земли, взяли и разграбили четырнадцать городов Северо-Восточной Руси. Батый мечтал об империи, протянувшейся от Тихого океана до Атлантики. Теперь его путь лежал в южные и западные земли. Однако легкой победы добиться не удалось. Все города русичей приходилось брать штурмом. Первым захваченным городом стал пограничный Переславль, затем Чернигов. В декабре 1240 года Батый подошел к Киеву.

Родные незнакомцы: почему мы так не похожи на наших балканских братьев

Русские или нет - кем считали себя донские казаки в XVII веке Между донским казачеством и южнорусским населением в XVII в. существовали самые тесные связи – родственные, экономические, военные, иные, важность которых для обеих сторон невозможно переоценить. Характер этих связей позволяет, по-видимому, говорить о том, что область южнорусских городов и Дон являлись в рассматриваемое время своего рода двумя составными частями более крупного региона, начинавшегося от побережья р. Оки (знаменитого «Берега» XIV-XVI вв.) и имевшего своей южной границей цепь казачьих городков по Дону. При этом, думается, донское казачество можно рассматривать как своеобразную форму экспансии населения южнорусской окраины в дикие степи Поля – именно быт южных городов Русского государства в значительной степени стимулировал укрепление и развитие в XVII в. сообщества донских казаков. Перейдем к вопросу о самосознании донских казаков. Прежде всего обращает на себя внимание, что свое пребывание и деятельность на Дону казаки воспринимали как службу великому государю. Об этом говорит формуляр войсковых отписок в Москву, в которых казаки неизменно именуют себя «государевыми холопями», т.е., собственно, служилыми людьми. Данная ситуация была вызвана тем обстоятельством, что казачьи военные предприятия были в основном направлены (если не считать «воровских походов» на Волгу и Каспийское море) против татар и турок, т.е. заклятых врагов Русского государства, приносивших неисчислимые беды русскому и прежде всего, конечно, «украинному» населению: татары своими набегами, а турки в первую очередь скупкой русского «полона», а также военной и политической поддержкой Крымского ханства. Это обстоятельство очень хорошо осознавалось казаками, считавшими освобождение русских пленников из «бусурманской» неволи своей первейшей обязанностью. Наиболее ярко эти черты казачьего самосознания отражены в войсковой отписке в Москву от декабря 1637 г., излагающей мотивы похода на турецкую-татарскую крепость Азов в этом году. Так, казаки писали, что в поход под Азов они пошли «с великие скорби», «помня свое крещение … и свою истинную православную крестьянскую веру». В частности, авторы отписки указывали, что из Азова чинилась «пакость великая» украинным городам и весям, разорение «святым Божиим церквам», а также пролитие «невинной крестьянской крови». Особое же негодование казаков вызывало то, что «азовские люди» (они именуются «злохищреными волками бусурманские веры агаренского исчадия поганского языка») «искони поругалися … истинной православной крестьянской вере, и за море отец, и братию, и сестер наших продовали на каторги, и коробли тем руским полоном в Турскую землю грузили». Лишь затем казаки говорят о набегах азовцев под их собственные городки и «великих скорбях и неволях», которые причинялись попавшим в плен казакам. В целом, заключают казаки, они пришли под Азов за «веру крестьянскую, и за … государя … и за единокровных братию свою хотя померети». (Всего, согласно отписке от декабря 1637 г., в Азове было освобождено около 2 тысяч русских «полоняников».) Еще одна характерная черта самосознания и политической идеологии донских казаков, свойственная и русскому населению в целом, – это непререкаемый авторитет великого государя. Фактически не входя в состав Русского государства и не подчиняясь его законам, казаки тем не менее считали себя государевыми слугами, гордились этим обстоятельством и всегда готовы были демонстрировать свою преданность русскому монарху. Вот лишь несколько подобных примеров. Посланный к казакам в 1635 г. с государевым жалованием воронежец В. Струков писал в своем статейном списке следующее. На Дон он прибыл 25 апреля и «государевы грамоты подал … атаманом и козаком тово ж числа». При этом «отаманы и козаки государевы грамоты приняли с великою честью, поднели на голову войсковой отаман Иван Каторжный, и государеву печать целовали» (судя по характеру высказывания, данные действия были проделаны войсковым атаманом), после чего эти грамоты «велели войсковому диаку в кругу честь всем вслух». В войсковых отписках, направлявшихся по разным вопросам воеводам южных городов, казаки неизменно указывают на свое подданство великому государю. Вот характерный пример: «Великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия, и Малыя, и Белыя Росии самодержца на Царев город воеводе Афонасью Федоровичю Норову его ж царьского величества донские атаманы и казаки Осип Петров и все Войско Донское челом бьют». Перечисленные выше обстоятельства позволяют, на наш взгляд, понять и тот смысл, который в рассматриваемую эпоху вкладывался в понятие «казачья служба». Дело в том, что выражение «служить казачью службу» довольно часто встречается в челобитных донских казаков, подававшихся ими по разным поводам в Москве. Так, донской атаман О. Лосев в своей челобитной, поданной в 1644 г., писал, что он «на Дону служил … государю тритцать лет». Среди своих «служб» великому государю он в первую очередь упоминает «погромы» татар на путях их набегов «в Русь» и освобождение русского полона, а затем неопределенно указывает, что «будучи на Поле», «везде тут … своею братьею … государю служил». Из этих служб он приводил лишь азовские события 1637-1642 гг. Чаще, впрочем, в челобитных просто говорится, что тот или иной донской казак «служил … на Дону … государеву казачью службу». Столь же неопределенно о казачьей службе говорится зачастую и в войсковых челобитных. Так, в ноябре 1658 г. казаки писали в Москву, что они служат «всякие … государевы великия и нужные кровопролитные службы». В частности, бьются «с государевыми неприятельми – с турки и с татары … не щедя голов своих», а также «раны и увечья» принимают и «ясырство» терпят (попадают в плен). На наш взгляд, любые действия в степи, направленные против татар и турок, а также выполнение разного рода указов из Москвы осознавались казаками как служба великому государю. В частности, отправленный в 1646 г. на Дон воронежский сын боярский Т. Кочапин показывал позднее в расспросах, что при нем «у казаков был круг о том, чтоб им добыть языков азовских». Для этого «кликали в кругу охочих людей, кто де похочет послужить государю», отправившись в поход. Однако возникает вопрос: не являются ли слова о службе казаков вере и государю лишь шаблонными фразами приказной терминологии? Можно ли с уверенностью сказать, что приведенные выше формулировки всерьез воспринимались и в казачьей среде? Думается, на этот вопрос следует ответить положительно. До настоящего времени дошли две войсковые грамоты внутридонского характера от 1638 г. Они были посланы с целью созыва «в Войско» казаков из городков для обороны Азова от турецко-татарского войска. При этом грамота призывает «верховых атаманов и казаков» биться («стоять») против неприятеля «за дом Ивана Предотеча (в Азове находился храм Иоанна Предтечи) и за истинную непорочную крестьянскую веру». Необходимость обороны города аргументируется также тем, чтобы «государьскому имени в ыных землях поношенья не было», а сами бы казаки не потеряли «своей атаманской и молодецкой славы». Призывы эти повторены в грамоте дважды и явно рассчитаны на патриотические чувства казаков. Ту же ситуацию видим и в «грамотке», отправленной вверх по Дону собравшимися в Черкасском городке во время осады Азова казаками. Так, сообщая об «оплошно» живущих под Азовом татарах, находящиеся в Черкасском городке казаки призывали верховых казаков, которые «захотят постоять за дом Пречистые Богородицы, и за московских чюдотворцов, и за государское многолетное здоровье», идти к ним «в Черкаской», чтобы из этого городка, прося милости у Бога и «у Пречистой Его Матери» над врагом «промышляти, заодно в походы ходить» (июль 1641 г.). Как видим, религиозно-патриотическая фразеология широко использовалась и на Дону. Причем призывы стоять «за веру и государя» дополняются лозунгом отстаивания и укрепления «казачьей славы». Характерно при этом, что во втором случае под «службой» православной вере и великому государю подразумеваются прежде всего походы за добычей на крымских татар, «оплошно» перегоняющих небольшими отрядами по 5-20 человек крупные табуны лошадей из Крыма под Азов. Населенный казаками Дон был не только своего рода плацдармом русского населения в степях, но и раскалывал татарский мир надвое, в результате чего одна из частей этого мира (и, в частности, Большая Ногайская орда) вынуждена была удерживаться в русском подданстве. Об этом прямо писал, например, Г. Котошихин: «а ежели б … не они, донские казаки – не укрепились бы, и не были б в подданстве давно за московским царем Казанское и Астраханское царствы з городами, и з землями». Помимо того, пребывание казаков на Дону ослабляло татарские набеги на русские территории. Конечно, донское казачество было не в состоянии пресечь эти набеги вовсе, но оно затрудняло их и делало более опасными для неприятеля. Все это очень хорошо осознавалось самими донскими казаками. Так, жилец И. Кузовлев, возвращавшийся осенью 1649 г. в составе русского посольства из Турции и до Валуек ехавший вместе с посланной с Дона в Москву казачьей станицей, показывал затем в распросе следующее. Во время пути с Дона донские станичники, обсуждая между собой тяжелое на тот момент военное положение казачьего сообщества, говорили между собой, что без присылки к ним на помощь государевых «ратных людей» «им будет худо». «А только де река Дон запустеет, – продолжали далее донские станичники, – и государевым украинным городом от крымских людей и от азовцев будет разоренье большое». Сознание своей принадлежности к православному миру, к Русскому государству казаки зачастую не теряли даже во время военных предприятий, прямо направленных против России и ее населения. Это относится, в частности, к знаменитым «воровским» походам казаков на Волгу с целью грабежа русских торговых караванов. Вот несколько подобных примеров. Весной 1659 г. сын боярский из г. Царицына Герасим Быков, приехавший в этот город с государевыми грамотами из Москвы, показывал в расспросе следующее. Когда он ехал вниз по Волге, на пути «об урочище о Дубовом острове» ему встретились «воровские казаки» с Дона, которые хотели его «розгромить» (ограбить). Однако когда сын боярский сообщил казакам, что «едет он, Герасим, на Царицын и на Астрахань с … великого государя грамоты наскоро», казаки «ево де, Герасима, для того и не громили, пропустили мимо того урочища», хотя вскоре ими же было разгромлено несколько торговых караванов, причем грабежи сопровождались и убийствами. Любопытно, однако, что в большинстве случаев казаки лишь грабили свои жертвы, сохраняя им жизнь и отпуская их. Однако совсем по-иному ситуация складывалась в тех случаях, когда «воровские казаки» нападали на Волге не на русских, а на «бусурман», пусть даже и находившихся в русском подданстве. Так, отряд казаков, отпустивший сына боярского Г. Быкова, в том же 1659 г. напал на два струга с горскими черкасами, узденями Казбулат-мурзы Черкасского, являвшегося вассалом русского государя, ехавшими в Астрахань из Москвы. В ходе боя с «черкасами» и сопровождавшими их русскими служилыми людьми казаки сломили сопротивление противника и, захватив струги, «тех черкас всех порубили, а животы (т.е. имущество) поимали». Русские, вероятно, были отпущены – об их гибели ничего не говорится. Таким образом, даже поставившие себя своими действиями на Волге вне закона казаки, которым в случае их поимки грозила смертная казнь, не теряли сознания своей принадлежности к русскому населению. В этом отношении неудивительны свидетельства источников казачьего происхождения, подобные следующим. Так, в Поэтической повести об азовском осадном сидении (написанной в казачьей среде и от имени всего казачества Дона), осажденные в Азове казаки говорят посрамленным противникам, чтобы те сообщили «турскому царю», каково «приступать к казаку рускому». Очень показателен и фрагмент из казачьей войсковой челобитной от 1658 г., где живущие на Дону представители соседних народов авторами документа – донскими казаками прямо названы, в отличие от них самих, "иноземцами". На наш взгляд, очень сомнительно, что подобные фразы появились бы, не соответствуй они собственно казачьим представлениям. В связи с этим думается, что для периода второй трети XVII в. принципиально отмежевывать донских казаков от «руских людей» в отношении этнической идентичности нет оснований: если казак был русским по происхождению, то он, и будучи казаком, оставался «русским человеком». Точно так же, безусловно, смотрели на казаков и в России. Например, посланные из Москвы в 1640 г. к мурзам Большого Ногая через занятый в то время казаками Азов кн. Н. Белосельский и подьячий И. Хоненев писали затем в своем статейном списке, что с ними к ногайцам казаки «послали из Азова станицу свою – донских казаков всево только дву человек руских людей, да осмнатцать человек татар, которые с ними живут на Дону». Приведем также отрывок из документа, где именно «казака» (а не «сходца» из «Руси», как нередко говорится в подобных случаях в источниках) называют «руским человеком»: в 1648 г. астраханские воеводы писали в Москву, что, по донесению в Астрахань из Черного Яра, 4 марта 1648 г. стрельцы привели в этот город «с степи руского человека Пронку Иванова. И тот де Пронка в роспросе сказался, что он донской казак Клетцкого городка», был взят в плен на р. Чир азовскими татарами, а затем из плена бежал к Черному Яру. Противопоставления себя казаками жителям Русского государства по источникам второй трети XVII в. не прослеживается. В условиях, когда само существование донского казачества не мыслилось без притока свежих сил из Русского государства, когда очень и очень значительное число донских казаков представляло собой или непосредственных сходцев «с Руси», или же детей таковых в первом поколении, иначе, думается, и не могло быть. По материалам: Куц О.И. Донское казачество в период от взятия Азова до выступления С. Разина (1637-1667). Иллюстрация: Донские казаки (XVII в.)

Набеги русов на Испанию В трудах арабских авторов Масуди и ал-Йакуби содержится рассказ о походе русов (так называли, судя по всему, арабы норманнов) в Испанию (а именно на Севилью) в 844 г. Помимо ал-Мас’уди и ал-Йакуби ещё один автор приписывал русам набеги на Севилью — Мухаммад ал-Бакри. Самостоятельную информацию о появлении народа ар-рус в Андалусии (юг Испании) приводил учёный второй половины X в. Ибн Хаукал: «Иногда заходят в некоторые области ал-Андалуса корабли русов, тюрков-печенегов и всяких народов из числа славян и булгар, бесчинствуют в ее областях, но часто и уходят, потерпев неудачу». В одном из фрагментов о народе ар-рус, жившем, по информации Ибн Хаукала, «в стороне булгар, между ними и славянами по реке Итиль», автор упоминал, что русы «выходили прежде за пределы, к Андалусии, затем к Барза’а». Следовательно, русы после неудачной попытки захватить Бердаа в Азербайджане (944/945) отправились в Испанию. Ибн Хаукал отмечал, что после похода на прикаспийские города в 358 год хиджры (968/69 гг. хр. эры) русы «отправились тотчас же после к стране ар-Рум (Византии) и Андалусии и разделились на две группы». В июне 971 г. Ибн-ал-Идари написал: «Зашевелились проклятые ал-Маджус ал-Урдмани и устремились к западным берегам ал-Андалус». Русы на сей раз не рискнули повторять набег и высадились в Галисии в 968 г., где разграбили Сантьяго, убили епископа и только в 971 г. были прогнаны графом Гонзало Санчесом.

Итак, знакомьтесь, Юрий Алексеевич Долгоруков (не путать с Юрием Долгоруким, основателем Москвы). Он родился в лютые годы Смуты, в 1610 году в семье Алексея Чертёнка-Долгорукова и Пелагеи Буйносовой-Ростовской. Семья принадлежала к обедневшему княжескому роду, но Юрий сумел вернуть ему славу. Взлет князя Долгорукова приходится на царствование Алексея Михайловича Тишайшего, который видел в князе не только подданного, но и друга. Долгоруков участвовал в создании Соборного Уложения, а в Тринадцатилетней войне с Речью Посполитой проявил себя как блестящий полководец, в частности разгромив поляков в битве под Верками, причем в плен к ратникам Долгорукова попал польный литовский гетман Винцент Гонсевский, сын второго польского коменданта Москвы в Смуту. А в 1665 году Долгоруков стал участником малозначимого, как тогда казалось эпизода, который повлечет за собой значительные последствия. Доведенный до ручки условиями службы, из армии Долгорукого дезертирует отряд казаков во главе с наказным атаманом Иваном Тимофеевичем Разиным. Долгоруков поступил с казаками жестоко - приказал всех казаков сыскать, а для острастки приказал повесить Ивана Разина. Среди казаков, смотревших на казнь, был брат Ивана, Степан... И именно Долгорукову было поручено руководить войсками, которые царское правительство бросило на подавление восстания уже Степана Разина. С самим Разиным Юрию Алексеевичу скрещивать сабли не довелось, Разина разбил герой предыдущего нашего поста Юрий Барятинский, но именно Долгорукову пришлось выполнить функции Помпея. Как Помпей добивал остатки войска Спартака, так Долгоруков бил отряды разинцев, а под Арзамасом чинил суд, который заканчивался скорыми казнями. Среди разгромленных Долгоруковым отрядов был и отряд некоей старицы Алёны, которую после пыток осудили к сожжению в срубе как разбойницу и еретичку, подозреваемую в колдовстве. За вклад в разгром Степана Разина Юрий Алексеевич был награждён шубой собольей цена 365 рублей, серебряным кубком и денежной придачей 140 рублей с выкупом из поместья в вотчину. Несмотря на почтенный возраст, Долгоруков оставался одним из главных советников царя Фёдора Алексеевича, занявшего престол после смерти отца, царя Алексея. Однако жизнь князя трагически оборвалась в 1682 году во время Стрелецкого бунта, инспирированного царевной Софьей. Узнав о зверском убийстве своего сына Михаила, старый князь в гневе пообещал, что мятежники окажутся на плахе. Услышав это, стрельцы ворвались в его дом, выкинули его больного во двор, четвертовали, а останки были брошены на площади напротив его двора.

Ужасающая виселица короля Филиппа IV Красивого. Виселица Монфокон — огромная каменная виселица, построенная в XIII веке к северо-востоку от Парижа, во владениях некоего графа Фалькона (Фокона). Получила прозвище Montfaucon (от фр. mont — гора, и фр. faucon — сокол, буквально «Фоконова (Соколиная) гора»). Одновременно на Монфоконе могло быть повешено до 45 человек. Уже издали виднелось трехъярусный устрашающий силуэт виселицы, которая крепилась на каменном фундаменте. Она представляла собой куб высотой 12 м, каждая сторона которого была 14 м. На каждой стене было три ряда балок с ячейками, производившие впечатление «матрицы». На каждой балке висели цепи, на которых и вешали приговоренных. За один раз Монфокон мог «принять» 50 человек, а некоторые старые гравюры изображают по двое повешенных в одной ячейки. Вот что писал Виктор Гюго в финале своего романа "Собор Парижской Богоматери" об этом зловещем месте. "Монфокон был, как говорит Соваль, "самой древней и самой великолепной виселицей королевства".