Кущевская атака, один из краеугольных камней боевой славы кубанского казачества в годы Великой Отечественной, пример массового героизма воинов 17-го Кубанского казачьего кавалерийского корпуса, обычно подаются следующим образом: «...2 августа 1942 года. Степь вокруг станицы Кущевской ровная, как стол, где приготовились к атаке два полка 13-й Кубанской казачьей дивизии. Их противник - 101-я горно-стрелковая дивизия «Зеленая роза» и два полка СС. Но казаков не могло остановить ничто: ни орудийный, ни минометный огонь, ни очереди пулеметов и автоматов. Казаки накатили мощным валом и продвинулись на 12 километров в глубину вражеских позиций. Через три часа, когда они возвращались на исходные позиции, за их спинами осталось лежать 5 тысяч трупов противника, втоптанных в землю копытами коней. Сутками позже, 3 августа, такую же атаку под станицей Шкуринской повторила 12-я Кубанская дивизия. И еще 3 тысячи немцев из горно-стрелковой дивизии и полка СС «Белая лилия» навсегда остались в русской земле. В дневнике убитого фашистского офицера была найдена такая запись: «Перед нами встали какие-то казаки. Это черти, а не солдаты. И кони у них стальные. Живым отсюда не выбраться...». В память о погибших казаках, в день юбилея Кущевской атаки, 4 августа 2007 года на поле недалеко от станицы был открыт мемориал казачьей славы, построена часовня и стена памяти, заложен парк и устроен музей казацкого быта». Но, вот вопрос, так ли все было на самом деле? Попробуем в этом разобраться... Сразу скажем, что Кущевская атака, которая изобиловала ЛИЧНЫМ ГЕРОИЗМОМ И МУЖЕСТВОМ казаков Кубани и Дона, с самого начала пошла не по плану. Из-за плохого знания командирами района боевых действий, 45-километровый ночной марш из станицы Ленинградской в район сосредоточения затянулся, и атакующие части оказались на месте с большим опозданием. Из-за этого, вместо 5 часов утра, атака на вражеские позиции под станицей Кущевской началась в 11 часов. Проще говоря, фактор внезапности был утрачен и немцы встретили наших воинов в полной готовности... Еще один, крайне неприятный момент, был зафиксирован в журнале боевых действий 15-й Донской кавалерийской дивизии, входившей в 17-й кавалерийский корпус. Майкопская танковая бригада, состоявшая из двух батальонов и сформированная на базе личного состава Орловского танкового училища имени М.В. Фрунзе, которая должна была поддержать казаков своим огнем и гусеницами, «...шла настолько медленно, что не смогла обеспечить атаку в конном строю 13-й кавалерийской дивизии. А через некоторое время танки совсем остановились. В силу этого атакующие полки... дивизии оказались под сильным оружейно-пулеметным огнем противника». Этот эпизод подтверждается и воспоминаниями ветеранов. Участник Кущевской атаки, командир саперного эскадрона 29-го кавалерийского полка, М.И. Пекло написал следующее: «...И ринулись лавиной казаки - первый эшелон за танками немного левее их, а второй эшелон немного сзади по кукурузе с задачей «прочесать» ее... Вдруг впереди танков, на всем бахчевом поле, появились сперва редкие султанчики взрывов, а затем сразу возник огненный смерч - сплошная завеса рвущихся снарядов и мин. И произошло непонятное: танки, наши танки, остановились перед этой завесой, потом развернулись и стали уходить назад.... Но ни один казак не остановился и не повернул вспять за танками». Правда потом, часть танков, после упомянутого замешательства, все-таки ворвалась в станицу Кущевскую и более часа вела там бой, потеряв на ее улицах 4 средних «Т-34» и 3 легких танка «БТ»... После возвращения на прежние позиции, оставшиеся в живых казаки и танкисты стали свидетелями жуткой сцены расстрела командира 2-го танкового батальона, который был назначен старшим в атакующей группе танков. Участник атаки и свидетель расстрела Михаил Ильич Пекло описал эту сцену так: «...Потом мы нагнали группу всадников, впереди которой ехал командир дивизии полковник Миллеров и комиссар дивизии Шипилов. Последний был очень возбужден, в очках в металлической оправе, с клинком в руке с засохшей кровью, который он не вкладывал в ножны. Он говорил Миллерову, как увлекся в атаке, как рубил и еще что-то, что я не расслышал. Миллеров был очень бледен, с осунувшимся, худым лицом, глаза ввалились. Он рассеяно слушал комиссара и смотрел влево вперед, в лесопосадку, где выстроились наши танки, а у машин - их экипажи. Потом он вытащил пистолет и, когда поравнялся с танкистами, скомандовал: «Майор, ко мне!» Крепко сбитый крепыш небольшого роста, сперва бегом, потом четко печатая шаг, подскочил к Миллерову и успел только сказать: «Товарищ полковник...», как Миллеров его перебил: «Майор! Вы предатель!» - и разрядил обойму в упор». Правда, когда в 2012 году писалась книга «Легендарная Кущевская атака», ее авторы, по вполне понятным причинам, не включили этот сюжет в свою книгу... Другой малоизвестный факт - боевые действия 17-го кавалерийского корпуса под Кущевской, кроме танков, поддерживали четыре бронепоезда (16 орудий калибра 75 и 76,2 мм.) - матчасть двух отдельных дивизионов бронепоездов (ОДПБ) - 51-го и 53-го, под общим командованием майора Е.М. Михелёва. В ночь с 1 на 2 августа 1942 года, перед атакой частей 17-го кавкорпуса, которую, напомним, изначально планировали на 5 часов утра, они произвели огневой налет на станицу Кущевскую. Правда, свою стрельбу бронепоезда вели на предельной дальности стрельбы, так как железнодорожные пути, взорванные накануне, не дали возможности занять огневую позицию вблизи Кущевской. В этом ночном артиллерийском обстреле станицы только два бронепоезда 51-й ОДПБ израсходовали более 250 осколочно-фугасных снарядов, уничтожив при этом около сотни солдат противника и 15 машин с боеприпасами и военным имуществом... Но, впрочем, нам пора вернуться к самой конной атаке, которая, как мы знаем, началась в 11 часов утра. Для начала казаки сосредоточилась среди полей неубранной кукурузы и подсолнухов; затем, развернувшись в кавалерийскую лаву шириной полтора-два километра, 29-й Адыгейский и 32-й Курганинский полки пошли в атаку при поддержке артиллерии и танков. Один из ее участников - Я. П. Сторчак вспоминает: «Внезапно ударила наша артиллерия, мы ринулись в бой, не думая ни о чем, чувствовали только ненависть к фашистам и желание победить. Гитлеровцы пришли в себя с опозданием. Мы уже почти сошлись. Снаряды начали вырывать из наших рядов людей и лошадей. Мы разозлились и ринулись на немцев, они стали отступать». Казаки врубились в немецкие порядки, прорвались через оборонительные позиции, после чего вступили в затяжной бой с гитлеровцами в самой станице Кущевской. Рассыпавшись по ее улицам, они преследовали разрозненные группы и одиночных немцев, замедлив свое наступление. Это позволило войскам противника организовать контратаку, которую встретил прямой наводкой противотанковый артдивизион капитана Степана Чекурды, успевший к тому времени занять позиции перед самой станицей. В ходе последующего боя за Кущевскую, который длился несколько часов, она несколько раз переходила из рук в руки. Но, в конечном итоге, понеся значительные потери и не получив поддержки от соседних частей, части 17-го кавалерийского корпуса отошли на позиции, которые занимали перед атакой. Примерно в то же время другие части вермахта вышли в тылы 17-го кавкорпуса, из-за чего 12-я кавалерийская дивизия была вынуждена занять круговую оборону в станице Шкуринской, а 116-я дивизия четверо суток вела тяжелые оборонительные бои в районе станицы Канеловской. В конечном итоге, не добившись успеха в этом районе, из-за упорного сопротивления частей 17-го кавкорпуса, немецкие войска были вынуждены изменить направление своего наступления на Краснодар и Армавир... Еще один интересный и важный момент - немецкая авиация, которая господствовала в воздухе, так и не смогли оказать существенной поддержки своим частям на земле. Почему? Об это есть в воспоминаниях гвардии казака Ефима Ивановича Мостового: «...А потом фашисты авиацию запустили. Да толк-то от нее какой? Мы же такими клубками крутились, так все смешались, что своего положить - очень даже просто. Самолеты начали на бреющем ходить, может, на нервы давили? Да только кому? Лошадям нашим? Лошадей наших этим не проймешь, ну а люди этот рев и не слышали. Тут на земле такая, как сейчас выражаются, кровавая разборка шла. Вопли, стоны, ругань. Гитлеровцы на своем лают, ну а мы кроем их своими «этажами». Я хорошо материться не умел, отец не дозволял, еще в детстве за сорное слово так по губам нашлепал, что они у меня как у африканца стали, а тут, в бою, откуда только и бралось...». Упомянул Е.Мостовой и свои впечатления после боя: «...в себя начал приходить возле затянутого зеленой плесенью пруда. Бой закончился, и мы пили застоявшуюся, густую от всякой расплодившейся в ней заразы воду. И ничего нас не брало. Признаюсь, потом, после боя, почему-то лились из глаз слезы. И ничего поделать не мог. Старые казаки успокаивали, мол, после первого раза так бывает. Дотронулся до лица, а оно все к корке из пыли, пота, крови... Крови на нас было много. И на лошадях наших. Долго мылись потом в реке, прямо верхами, без седел, голышом, вместе с конями. Вода текла мутно-красная...». Получив первые сведения об этих боях, Военный совет Северо-Кавказского фронта 5 августа 1942 года направил командованию 17-го казачьего кавалерийского корпуса приветственную телеграмму, поздравив «со славной победой, одержанной в бою с фашистскими гадами в станицах Кущевской, Шкуринской и Канеловской». Затем о победе казаков узнала вся Советская страна, когда в начале августа газета «Красная звезда» призвала бойцов и командиров всех фронтов «действовать так, как действуют казаки генерала Кириченко». Константин Скиба