Хозяюшка Узбечка

Метель била в окно. Снежные хлопья налипали на стекло и тут же таяли, оставляя мокрые дорожки. Я стояла у окна и смотрела на это белое безумие. В квартире было тихо. Только ёлка мигала разноцветными огнями в углу комнаты. Мигала для меня одной. Тридцать первое декабря. Восемь вечера. И я одна. На столе стояла тарелка с оливье. Одна тарелка. Один бокал. Одна салфетка. Я приготовила салат по маминому рецепту — с солёными огурцами вместо маринованных, как делали в девяностые. Зачем? Привычка. Или попытка почувствовать хоть что-то праздничное. На холодильнике висели детские рисунки. Тимофей нарисовал ёлку с кривой звездой. Алиса — снеговика с тремя пуговицами. Я провела пальцем по бумаге. Холодная. Дети у бывшего. Первый Новый год за восемь лет — без них. Я набрала номер. - Мам! — голос Тимофея был звонким, весёлым. — С Новым годом! - Ещё не Новый год, солнышко. Четыре часа до курантов. - А мы уже подарки открыли! Папа разрешил! Я сглотнула. - Здорово. А Алиса где? - Мама, мама! — в трубк

Я стоял у двери квартиры номер двенадцать. Рука на ручке. За дверью - мужской голос, низкий и давящий. И женский - тихий, ломкий. Я не знал этого человека. Я знал только её почерк. Круглые буквы с наклоном влево. Запах акварели от бумаги. Я знал, что она рисует по ночам. Что боится телефонных звонков. Что смеётся над моими дурацкими каламбурами - в записках появлялись смайлики. Я не знал её лица. Но ключ лежал под ковриком. И выбор нужно было сделать прямо сейчас. Четыре недели назад всё было проще. *** Я занёс последнюю коробку и поставил её на пол. Квартира пахла старой мебелью и чужой жизнью. Высокие потолки, паркет, который помнил ещё Хрущёва, обои в мелкий цветочек. Типичная сталинка. Из вещей у меня остались ноутбук, одежда и кофеварка. Остальное осталось в прошлой жизни. Вместе с женой и лучшим другом, который оказался не таким уж лучшим. Я надел наушники. Музыку не включил — никогда не включаю. Просто кокон. Защита от мира, который больше не хотел меня слышать. Риелтор говорил

Судья посмотрела на меня поверх очков. Строго и оценивающе. Я сидела на жёсткой скамье и чувствовала, как ладони становятся влажными. - Вы понимаете, что берёте на себя ответственность за племянника на неопределённый срок? Я опустила взгляд на свои руки. На левом запястье поблёскивали старые часы. Стрелки застыли на отметке четырнадцать сорок семь. Двадцать два года назад они остановились вместе с маминым сердцем. И я вдруг поняла, что пора отпустить. - Да, - сказала я. За спиной кто-то тихо выдохнул. Я знала, что это Михаил. И его дочка Полина. Они пришли поддержать меня. Хотя три недели назад я даже не знала их имён. Три недели назад я не умела держать младенца. Три недели назад я думала, что семья - это то, от чего я успешно сбежала. Как же я ошибалась. *** Всё началось холодным октябрьским утром. Я проснулась в пять тридцать, как обычно. Беговая дорожка, протеиновый коктейль, рабочие письма. Мой день был расписан по минутам. Я владела компанией, которая разрабатывала приложения дл

Я стояла в пустом кафе и смотрела на окровавленную салфетку. Рядом лежала мятая купюра в пять тысяч. Телефон на стойке светился — двенадцать пропущенных с неизвестного номера. Через окно были видны мигалки. Две машины. Может, три квартала до нас. Я потрогала мамины часы на запястье. Они остановились пять лет назад в двадцать три семнадцать и с тех пор не шли. Я носила их каждый день. У меня было минут десять. Может, пятнадцать. Надо было решать прямо сейчас. *** Две недели назад я даже не знала, что моя жизнь вообще может измениться. Я работала администратором в ночном кафе «Вечер». С десяти вечера до шести утра. Спальный район, Новогиреево, обычные посетители — таксисты на перекур, ночные грузчики, случайные прохожие после клубов. Тридцать пять тысяч в месяц плюс чаевые, если повезёт. Мне было двадцать восемь. Я растила младшего брата Диму. Ему шестнадцать, учится в колледже на программиста. Родители погибли пять лет назад. Я сидела за рулём. Гололёд, встречная фура, мгновение — и вс

Я стояла у окна в коридоре онкоцентра и смотрела, как падает первый снег. Медленно. Бесшумно. За стеклом белые хлопья кружились в свете фонарей. Я сжала в ладони кольцо на цепочке под свитером. Оно было тёплым от моей кожи. Я не снимала его пять лет. Даже когда встретила Виктора. Даже когда он подарил мне другое кольцо. То, новое, я надела на правую руку. А это — спрятала под одежду. Мама умирала. Врач сказал мне это в лоб. Четвёртая стадия. Недели, может дни. Я приехала из Москвы на поезде. Четыре часа дороги, и я всё думала о том, как скажу ей, что люблю. Что прощаю за всё. За молчание после развода. За то, что не поддержала тогда. Но когда я вошла в палату, мама посмотрела на меня так, будто это она должна просить прощения. - Женечка, — прошептала она. — Прости всех. Пока не поздно. Я не поняла, о ком она говорит. Обняла её. Она была такая лёгкая. Совсем лёгкая. Я испугалась, что если отпущу — она исчезнет. - Мам, я здесь. Я с тобой. Она кивнула и закрыла глаза. Я вышла в коридор п

Я смотрела на экран ноутбука и не могла дышать. Вероятность материнства: 0% Ноль процентов. Я не мать своей дочери. Лиза сидела напротив, бледная, губы дрожали. Михаил положил руку мне на плечо, но я не чувствовала прикосновения. Я видела только эти цифры. Ноль. Я не мать. Но я же рожала её. Я помню каждую минуту тех родов. Помню первый крик. Помню, как акушерка положила мне на грудь тёплый комочек. Помню, как посчитала пальчики на крошечных ручках — все десять на месте. Я помню всё. Значит, это ошибка. Или нет? Лиза всхлипнула. Я подняла на неё глаза. Моя девочка. Шестнадцать лет я растила её. Кормила, лечила, учила ходить, читала на ночь сказки. Я знала каждую родинку на её теле. Я любила её больше жизни. И вдруг она чужая? — Мам, — Лиза смотрела на меня со слезами. — Это правда? Я открыла рот, но слов не было. Михаил сел рядом с дочерью, обнял её. — Подождите. Надо разобраться. Давайте проверим ещё раз. Я услышала свой голос со стороны. — Проверь, кто её биологический родитель. Мих

Пистолет в руке Глеба не дрожал. Я видела это очень чётко, потому что смотрела только на него. На этот чёрный ствол, направленный в грудь Костыля. - Значит, влюбился в куклу? - Костыль улыбался. Спокойно так, будто ему не целились в сердце. - Хромов узнает. Тебя закопают рядом с ней. Глеб не опустил оружие. Я стояла между ними со связанными руками и понимала одно. Сейчас кто-то умрёт. Три дня назад я не знала, что такое настоящий страх. *** Пятница. Конец смены в «Империале». Ноги гудели, спина ныла, а в голове крутилась только одна мысль. Горячая ванна. Полчаса в тишине. И спать. Я работала официанткой уже четвёртый год. Элитный ресторан, випы, чаевые. Копила на курсы сомелье. Мечтала когда-нибудь уйти из этого бесконечного «что изволите» и «сию минуту». Но пока что изволили клиенты, а я бегала. В тот вечер за моим столиком сидела блондинка с охраной. Молодая, красивая, скучающая. Таких я видела сотни. Они все похожи. Дорогие сумки, дорогие ногти, дорогое равнодушие ко всему вокруг.

Я сидела в продуктовой кладовке камбуза и зажимала рот рукой. Дверь была приоткрыта. Узкая полоска света падала из коридора. В коридоре кто-то шёл. Медленно. Шаги остановились у двери. Я посмотрела на свои руки. Они держали блокнот и телефон без сигнала. На странице блокнота был список, который я начала вести три дня назад. «Два голоса - Максим и Людмила». «Во вторник - несчастный случай». «Аллергия на морепродукты - никто не знал». «Меню на завтра: морепродукты. Я это НЕ планировала». Дверь кладовки стала открываться. Медленно. Я увидела силуэт. В руке у него был нож для разделки рыбы. Тот самый, который пропал сегодня утром с моего рабочего стола. Моё сердце билось так громко, что я боялась - он услышит. Но семь дней назад всё было совсем иначе. *** Я сидела на кухне своей коммуналки и считала деньги. Не хватало. Опять. Телефон зазвонил. Мама. Я уже знала, о чём она спросит. - Верочка, а Мишке на общежитие перевела? - Перевела, мам. Я перевела. Из последнего. И теперь у меня оставал